«Беседы о "Золотых стихах" Пифагора» (Ошо)

ОШО.
ФИЛОСОФИЯ ПЕРЕННИС
Беседы о "Золотых стихах" Пифагора
Новочеркасск: ОАО «Книга» 1995. 480 с.
Ошо, также известный как Багван Шри Раджниш — просветленный Мастер нашего времени. Ошо означает «океанический», «растворенный в океане».
В этой книге представлена серия бесед по «Золотым стихам» Пифа­гора — древнего греческого философа. Это первая книга, в которой, в отличие от ранее изданных затронута тема западного мистицизма и великих просветленных мистиков запада.
Беседы были проведены с 21 декабря 1978 года по 10 января 1979 года в Международной коммуне Ошо в Индии, г. Пуна.
СОДЕРЖАНИЕ
Философия Переннис
Том 1
1. Величайшая роскошь
2. Любовь приходит без лика
3. Падая вверх
4. Я делаю дело
5. Пип-пип
6. Логос — сила — необходимость
7. Сознательность — ключ к мастерству
8. На вас нет пятен
9.Блаженство за пределами всякой двойственности
10. Просто будьте такими, какие вы есть
Том 2
1. Золотая середина
2. Зорба-Будда
3. Не плюйте в потолок
4. Аромат абсолютной наполненности
5. Любовь всегда девственна
6. Просветление — ваше прирожденное право
7. Дерзкий эксперимент
8. Бегство в реальность
9. Нет никакого Бога, пока вы не встретите Его
10. Известное, неведомое, непознаваемое
11. Есть только Бог
Философия Переннис
Том 1
Комментарии на «Золотые стихи» Пифагора и ответы на вопросы учеников 21-30 декабря 1978 года Пуна, Индия
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Величайшая Роскошь
21 декабря 1978 года
Богам бессмертным почести
священные воздай
и охраняй затем ты веру.
Чти память
прославленных героев, духов, полубогов.
Будь хорошим сыном,
справедливым братом,
супругом нежным и отцом хорошим.
Друга выбирай,
кто друг по добродетели.
Собирай
плоды его советов мягких,
и жизнь его пускай
тебе полезна будет,
и никогда не оставляй его из-за
обид пустячных.
По крайней мере, если можешь,
ведь закон суровый самый
связует силу
и необходимость.
Пифагор представляет собой вечного паломника к филосо­фии переннис — вечной философии жизни. Он прежде всего — искатель истины. Ради поиска он рисковал всем, что имел. Он много и далеко путешествовал, почти по всему известному в те дни миру, в поисках мастеров, тайных школ, скрытых секретов. Он ездил из Греции в Египет — в поисках пропавшей Атлантиды и ее секретов.
Огромная александрийская библиотека в Египте была еще нетронута. В ней сохранялись все секреты прошлого. Это была величайшая библиотека, которая когда-либо существовала на земле; позднее она была уничтожена мусульманскими фанати­ками. Библиотека была так велика, что, когда ее подожгли, пожар продолжался шесть месяцев.
Ровно за двадцать пять веков до Пифагора в океане исчез огромный континент — Атлантида. Океан, называемый Атлан­тическим, получил свое название по имени этого континента, Атлантиды.
Атлантида была древнейшим континентом земли, и цивили­зация достигла высочайших возможных вершин. Но когда циви­лизация достигает высоких вершин, всегда есть опасность: опасность упасть и разбиться, опасность самоубийства.
Человечество вновь оказалось перед лицом этой опасности. Когда человек становится могущественным, он не знает, что делать с этим могуществом. Когда могущество слишком велико, а понимание слишком мало, могущество всегда приносит опас­ность. Атлантида затонула в океане не в результате какой-то естественной катастрофы. Это действительно было то же самое, что происходит сегодня: это собственная власть человека над природой. Атлантида затонула именно из-за атомной энергии — это было самоубийство человечества. Но все священные книги и все секреты Атлантиды все еще хранились в Александрии.
Во всем мире существуют притчи, рассказы о великом потопе. Эти истории берут начало от затопления Атлантиды. Все эти истории — христианские, иудаистские, индуистские — все они повествуют о великом потопе, который произошел однажды в прошлом и уничтожил почти всю цивилизацию. Лишь не­сколько посвященных, адептов, спаслись. Ной был адептом, великим мастером, и Ноев ковчег — это просто символ.
Несколько человек избежали катастрофы. Вместе с ними уцелели все секреты, достигнутые цивилизацией. Они храни­лись в Александрии.
Пифагор провел в Александрии многие годы. Он учился, он был посвящен в тайных школах Египта — в частности, в мистерии Гермеса. Затем он отправился в Индию, был посвящен во все, что было открыто браминами этой древней страны, все, что узнала Индия о внутреннем мире человека.
Несколько лет он пробыл в Индии, затем он переехал в Тибет и после — в Китай. Это был весь известный мир. Всю свою жизнь он был искателем, странником, в поисках философии — философии в истинном значении этого слова: любовь к мудрости. Он был любовником, философом — не в современном смысле слова, но в старинном, древнем смысле. Ибо любовник не может только размышлять, любовник не может только думать об истине: любовник должен искать, быть отважным, рисковать.
Истина — это возлюбленная. Как вы можете продолжать только думать о ней? Ваше сердце должно быть отдано возлюб­ленной. Поиск не может быть только интеллектуальным; он должен быть глубоко интуитивным. Возможно, начало должно быть интеллектуальным, но только начало. Лишь отправная точка должна был) интеллектуальной, но в конце он должен проникнуть в самое ядро вашего существа.
Он был одним из самых великодушных людей, самых сво­бодных, демократичных, непредубежденных, открытых. Его ува­жали во всем мире. Его почитали от Греции до Китая. Он был принят во все мистические школы; его везде встречали с боль­шим удовольствием. Его имя было известно во всех странах. Куда бы он ни приехал, его везде принимали с огромной радостью.
Даже когда он стал просветленным, он все же продолжал углубляпься в скрытые тайны, он все же просил, чтобы его приняли в новые шкалы. Он пытался создать синтез; он пытался познать истину через все возможности, которые только доступ­ны человеку. Он хотел знать истину во всех ее аспектах, во всех ее измерениях.
Он был всегда готов склониться перед мастером. Он сам был просветленным — это бывает очень редко. Однажды вы стано­витесь просветленным, поиск прекращается, искатель исчезает. Больше незачем.
Будда стал просветленным... и он больше не ходил ник какому мастеру. Иисус стал просветленным... и он больше не ходил ни к какому мастеру. Ни Лао-цзы, ни Заратустра, ни Моисей... Поэтому, Пифагор — нечто уникальное. Никогда не было ничего подобного. Даже став просветленным, он был готов стать учеником любого человека, который открыл какой-то аспект истины.
Его поиск был таким, что он готов был учиться у каждого. Это был совершенный ученик. Он был готов учиться у всего существования. Он оставался открытым, и он учатся до самого конца.
Весь его труд был... а это был великий труд в те дни — добраться из Греции в Китай. Путь был полон опасностей. Путешествие было рискованным; это было не так просто, как сегодня. Теперь все так легко, что вы можете позавтракать в Нью-Йорке, пообедать в Лондоне и страдать от расстройства желудка в Пуне. Все очень просто. В те дни это было нс так просто. Это действительно был риск; чтобы перебраться из одной страны в другую, требовались годы. К тому времени, как Пифагор возвратился, он был очень стар. Но вокруг него собрались искатели; родилась великая шкала. И, как бывает всегда, общество стало преследовать его, его шкалу и его учеников. Всю свою жизнь он искал вечную философию, и он нашел ее! Он привел все фрагменты в неслы­ханную гармонию, в великий союз. Но ему не позволили проработать детали; учить людей ему не позволили.
Его преследовали везде. Много раз покушались на его жизнь. Было почти невозможно научить всему, что он накопил. А его сокровище было громадным — фактически, ни у кого больше не было такого сокровища, каким владел он. Но человечество так глупо — и всегда было таким. Этот человек совершил нечто невозможное: он проложил мост между Востоком и Западом. Он был первым мостом. Ему было суждено узнать восточный ум так же глубоко, как и западный.
Он был греком. Он был воспитан на греческой логике, на греческом научном подходе, а затем он отправился на Восток. И затем он учился путям интуиции. Затем он учился, как быть мистиком. Он сам по праву считался великим математиком. А математик, ставший мистиком — это революция, потому что эти полюса противоположны.
Запад представляет мужской ум, агрессивный интеллект. Восток представляет женский ум, восприимчивую интуицию. Восток и Запад не просто произвольны — деление очень значи­тельное и очень глубокое.
И вы не должны забывать Редьярда Киплинга: в том, что он говорил, есть значение, есть смысл. Он говорит, что Восток и Запад никогда не встретятся. В этом есть доля истины, потому что встреча кажется невозможной; настолько диаметрально противоположен их образ действия.
Запад — агрессивный, научный, готовый побеждать приро­ду. Восток — не агрессивный, восприимчивый — готовый быть побежденным природой. Запад жаждет знать. Восток терпелив. Запад использует любую возможность, чтобы проникнуть в тайны жизни и существования; он старается открыть двери. А Восток просто ждет с глубоким доверием: «Когда я буду достоин, истина откроется мне.» Запад — это концентрация ума: Восток — это медитативный ум. Запад — это мышление: Восток — это не-мышление. Запад — это ум: Восток — это не-ум. И кажется, Киплинг согласно логике прав: представляется невозможным, чтобы Восток и Запад когда-нибудь встретились.
И Восток и Запад представляет не только то, что земля делится на два полушария: это представляет также ваш ум, ваш мозг. Ваш мозг делится на два полушария, точно так же, как земля. Ваш мозг имеет свой Восток и свой Запад. Левое полуша­рие вашего мозга — это Запад; он связан с правой рукой. А правое полушарие вашего мозга — это Восток; он связан с левой рукой.
Запад — это правый, реакционер. Восток — левый. И их процессы настолько различны... Левое полушарие вашего мозга рассчитывает, думает, оно логично. Вся наука создастся им. А правое полушарие вашего мозга — поэт, мистик. Оно интуитив­но, оно чувствует. Оно неопределенно, смутно, туманно. Ничего не ясно. Все находится в некотором хаосе, но в этом хаосе есть красота. В этом хаосе есть великая поэзия, в этом хаосе есть великая песня. Это очень заманчиво.
Вычисляющий ум похож на пустыню. А невычисляющий ум — это сад. Там поют птицы и распускаются цветы... это совер­шенно другой мир.
Пифагор был первым человеком, который попытался совер­шить невозможное, и ему удалось это. В нем Восток и Запад стали одним целым. В нем объединились инь и янь. В нем мужчина и женщина стали одним. Он был ардханаришваром — полным единством полярных противоположностей. Шива и Шакти вместе. Интеллект высочайшего масштаба и глубочай­шая интуиция. Пифагор — это высочайшая вершина, залитая сеянцем вершина, и вместе — глубокая, темная долина. Это очень редкое сочетание.
Но весь труд его жизни был уничтожен глупцами, посред­ственной массой. Эти несколько стихов — единственное, что осталось. Эти стихи можно написать на почтовой открытке. Это все, что осталось от усилий, стараний этого великого человека. И это также написано не его рукой; кажется, уничтожено было все, что он написал.
В день, когда умер Пифагор, тысячи его учеников были зарезаны и сожжены. Только один ученик бежал из школы; его звали Лизий. И он бежал не для того, чтобы сохранить свою жизнь — он бежал только для того, чтобы сохранить что-нибудь из учения мастера. Эти «Золотые стихи Пифагора» были напи­саны Лизием, единственным спасшимся учеником.
Была сожжена вся школа, и тысячи учеников были просто зарезаны и убиты. И все, что Пифагор собрал в своих путешес­твиях — великие сокровища, великие писания из Китая, Индии, Тибета, Египта, за годы и годы работы — все было сожжено.
Лизий написал эти несколько стихов. И, согласно древней традиции, когда ученик не знал другого имени, кроме имени своего мастера, эти стихи не называются «Стихами Лизия» — они называются «Золотыми стихами Пифагора». Он не подпи­сался под ними.
Это происходило много раз. Это произошло в Индии со Вьясой, великим мастером. Под его именем существует столько писаний — это невозможно, чтобы один человек смог написать так много. Это за пределами человеческих возможностей. Даже если бы тысяча людей всю свою жизнь непрерывно писали, даже тогда не могло быть написано так много. Тогда что же произош­ло? Они приписаны Вьясе — их писал не только Вьяса, но и его ученики. Но настоящий ученик не знает другого имени, кроме имени своего мастера. Он исчез в мастере, поэтому что бы он ни написал, он пишет под именем мастера. Поэтому лингвисты, ученые, профессора развили множество теорий — они думают, что было много Вьяс, много людей с одинаковым именем. Это бессмыслица. Был только один Вьяса. Но на протяжении веков множество людей любили его так глубоко, что, когда они писали что-либо, у них было чувство, что это мастер пишет через них — они подписывались именем мастера, поскольку были только средством, простым инструментом, посредниками.
То же самое произошло в Египте с Гермесом: множество писаний, и все написаны учениками. И то же самое произошло с Орфеем в Греции, и то же самое — с Лао-цзы и с Конфуцием в Китае.
Ученик теряет самотождественность. Он становится абсо­лютно единым с мастером. Но человеческой глупостью было уничтожено нечто чрезвычайно ценное.
Пифагор — это первый эксперимент по созданию синтеза. С тех пор прошло двадцать пять столетий, но никто больше не пытался повторить. Никто не делал этого прежде, и никто не делал этого после. Для этого нужен ум, который является и тем и другим — научным и мистическим. Это редкое явление. Это случается только однажды.
Были великие мистики — Будда, Лао-цзы, Заратустра. И были великие ученые — Ньютон, Эдисон, Эйнштейн. Но найти человека, который чувствовал бы себя как дома в обоих мирах, — легко, как дома — очень трудно. Пифагор был таким челове­ком — не таким, как все. Его нельзя отнести к какой-либо категории.
Синтез, который он искал, был необходим, в особенности в его дни, так же, как он необходим сегодня — потому что мир снова в той же точке. Мир движется, как колесо. На санскрите слово, означающее «мир» — самсара. Самсара означает колесо. Колесо велико: один круг состоит из двадцати пяти веков. За двадцать пять веков до Пифагора покончила самоубийством Атлантида — из-за успехов своей собственной науки. Но без мудрости рост науки опасен. Это как меч в руках ребенка.
Сейчас со времен Пифагора прошло двадцать пять столетий. Снова мир в хаосе. Колесо снова пришло в ту же точку — оно всегда приходит в одну и ту же точку. Двадцать пять веков должно пройти, чтобы этот момент настал. Каждые двадцать пять веков мир приходит в состояние великого хаоса.
Человек теряет корни, начинает чувствовать бессмыслен­ность. Исчезают все ценности жизни. Наступает великая тьма. Направление потеряно. Все кажется простой случайностью. Кажется, что нет цели, нет смысла. Жизнь кажется только делом случая. Кажется, что существование не интересуется вами. Кажется, что нет жизни после смерти. Кажется, что все, что бы вы ни делали — тщетно, механистично, рутина. Все кажется бесцельным. Эти времена хаоса, беспорядка могут или обернуться вели-
ким бедствием, как это произошло в Атлантиде, или оказаться квантовым скачком в развитии человечества. Это зависит от того, как мы их используем. Именно во времена великого хаоса рождаются великие звезды. '
Пифагор не был одинок. В Греции родились Пифагор и Гераклит. В Индии — Будда, Махавира и многие другие. В Китае — Лао-цзы, Чжуан-цзы, Конфуций, Мэн-цзы, Ли-цзы, и мно­жество других. В Иране — Заратустра. В традиции браминов — много великих пророков Упанишад. В мире иудаизма — Мои­сей... Все эти люди, эти великие мастера, родились в определен­ный момент человеческой истории — двадцать пять столетий назад.
Сейчас мы снова переживаем великий хаос, и человеческая участь зависит от того, что мы будем делать. Либо мы уничтожим себя, как цивилизация, уничтожившая себя в Атлантиде — весь мир станет Хиросимой; мы утонем в своих собственных знаниях; мы совершим самоубийство в своих собственных знаниях, коллективное самоубийство. Немногие — Ной и несколько его последователей, — возможно, спасутся, а возможно, нет... Либо, существует вероятность, что мы сможем совершить квантовый скачок.
Человек может либо совершить самоубийство, либо возро­диться. Обе двери открыты.
Если такое время может создать людей, как Гераклит, Лао-цзы, Заратустра, Пифагор, Будда и Конфуций, то почему оно не может создать великое человечество? Это возможно. Но мы продолжаем упускать возможность.
Обычная масса людей живет в такой бессознательности, что они не могут заглянуть даже на два шага вперед. Они слепы. И их большинство! Предстоящие двадцать пять лет, последняя часть этого столетия, будут иметь чрезвычайную важность. Если мы сможем создать в мире сильный импульс для медитации, для внутреннего путешествия, для спокойствия, для тишины, для любви, для Бога... если в наступающие двадцать пять лет мы сможем создать пространство, чтобы Бог случился со многими и многими людьми, человечество получит новое рождение, воскреснет. Родится новый человек.
И если вы упустите это время, то вы останетесь такими же еще на двадцать пять веков. Несколько человек достигнут просветления, но это будет всего лишь несколько человек. То там, то здесь, изредка, человек будет становиться бдительным, сознательным и божественным. Но большая часть человечества продолжает отставаться в темноте, в абсолютной темноте, в полной нищете. Большая часть человечества продолжает жить в аду.
Однако эти моменты, когда умножается хаос и человек теряет свои корни в прошлом, выходит из колеи прошлого — это великие моменты. Если мы можем чему-то научиться из про­шедшей истории, если мы можем чему-то научиться у Пифаго­ра... Люди не смогли воспользоваться Пифагором и его понима­нием, они не смогли воспользоваться его великим синтезом, они не смогли воспользоваться дверьми, которые он открыл. Один человек совершил нечто громадное, нечто невозможное, но этим не воспользовались.
Я пытаюсь сделать в точности то же самое снова; я чувствую глубокое духовное родство с Пифагором. Я также несу вам синтез Востока и Запада, науки и религии, интеллекта и инту­иции, мужского ума и женского ума, головы и сердца, правого и левого. Я так же пытаюсь любым возможным способом создать великую гармонию, ибо только эта гармония может спасти. Только эта гармония может дать вам новое рождение.
Но вполне возможно, что то, что сделали с Пифагором, сделают и со мной. И вполне возможно, что то, что сделали с последователями Пифагора, сделают и с моими саньясинами. И все же, даже зная об этой возможности, нужно вновь совершить эту попытку. Ибо это ценное время. Оно приходит только раз в двадцать пять столетий, когда колесо может двинуться новым путем, может поменять направление.
Все вы должны рисковать, и вы должны рисковать всем, что имеете. И рисковать этим с большим наслаждением! Ведь что может быть более радостно, чем дать рождение новому человеку, стать средством для нового человека, для нового человечества?
Это будет болезненным, как болезненно всякое рождение. Но страдание может быть желанным, если вы понимаете, что произойдет из него. Если вы можете увидеть ребенка, рождаю­щегося из него, то боль перестает быть болью — точно так же, как мать принимает боль во время родов. Боль к делу не относится: ее сердце радостно танцует — сейчас она даст рождение жизни, она созидает. Она делает этот мир более живым; новый ребенок рождается через нее. Бог использует ее, как средство, ее чрево оказалась плодородным. Она счастлива, она в великой радости. Она радуется, хотя боль здесь, на периферии. Но когда есть эта великая радость, боль просто становится задним планом и делает радость даже более громкой. Помните...
Мои саньясины могут стать источником энергии, энергети­ческим полем. Великий синтез происходит здесь. Востоки Запад встречаются здесь. И если мы сможем помочь эти невозможным вещам случиться, человек в будущем будет жить совершенно иным образом. Ему не придется жить в том же самом старом аду. Человек может жить в любви, в мире. Человек может жить в великом дружелюбии. Человек может жить жизнью, в которой нет ничего, кроме празднования. Человек может сделать эту землю божественной.
Да: эта самая земля может стать раем, и это самое тело — Буддой.
Эти сутры... их несколько. Сутры Пифагора делятся на три части; они известны, как знаменитые «три "П"» Пифагора: — приготовление, очищение, совершенствование (preparation, purification, perfection).
Приготовление означает стать готовым, в принимающем настроении, стать доступным, открытым. Приготовление озна­чает создание жажды, стремления к истине. Приготовление означает не только любопытство, не только интеллектуальный интерес к тому, что такое истина, но преданность поиску. Не наблюдатель в стороне, но участник.
Приготовление — это вводная часть: создать в вас сильную жажду. Когда вы близко подходите к мастеру, первое, что он даст вам — это горячая жажда. Он даст вам страстное желание; он посеет семена великого желания. Фактически, он сделает вас очень неудовлетворенным.
Вы могли прийти к нему в поисках удовлетворенности, вы могли прийти к нему за утешением, но он бросит вас в огонь, в пламя нового желания, о котором вы даже не грезили, которого вы никогда не осознавали. Возможно, оно таилось где-нибудь в темных уголках вашего существа, или скрывалось в подземных тайниках — он вынесет это на свет, он превратит его в огромное пламя. Он вольет в вас всю свою энергию, чтобы сделать вас настолько жаждущим, настолько неудовлетворенным, что вы начнете поиск и станете готовы рискнуть всем; что вы забудете обо всех остальных желаниях, что вы сольете все желания в один поток, что вашим единственным желанием, днем и ночью, станет истина — или Бог, или нирвана. Это просто названия одного и того же явления.
Приготовление предполагает, что ученик становится про­бужденным — пробужденным для истины, что мы пребываем в темноте и нужно искать свет, пробужденным для факта, что мы понапрасну тратим свои жизни, что это неправильный образ жизни. Пока не начато движение к Богу, жизнь остается пустой, бессильной. Ученика нужно встряхнуть, выбить из его мечтаний — мечтаний о деньгах, власти политики и престиже — и дать ему новую мечту, окончательную мечту, которая поглотит все мечты. Окончательная мечта — узнать истину, узнать то, что есть, узнать то, откуда мы пришли, узнать этот источник и узнать цель, к которой мы идем.
Затем вторая часть — очищение. Когда желание возникает, вы должны быть очищены — ведь для того, чтобы достичь окончательной истины, вы должны отбросить множество не­нужного груза, множество багажа, который носили всегда. Вы таскали его, потому тго считали его большой ценностью. Вы нуждаетесь в очистке от всех отравляющих веществ, которыми вы пропитались в пути. А мы должны пить яд, множество видов яда. Один — индуист, другой — мусульманин, третий — христи­анин, все это яды, предубеждения. Они держат вас на привязи у общества, обусловленности общества.
Очищение означает, что нужно отбросить все условности, все идеологии, все предубеждения, все концепции, все филосо­фии... все, чему вас обучили другие. Нужно стать чистой доской — tabula rasa — нужно стать абсолютно чистым. Только тогда, когда вы полностью чисты, когда на вас ничего не написано. Бог может написать что-то. Только когда вы полностью тихи и все слова, которые дало вам общество, исчезли — Бог может говорить с вами. Истина может нашептывать свои тайна вам на ухо только тогда, когда вы абсолютно пусты; пустота — это чистота.
Очищение — это слабительное. Человеку нужно бросить множество вещей. В действительности, истина нс где-то вдалеке — вы просто накопили вокруг себя слишком много. Вы вырас­тили вокруг себя много слоев, много личностей вокруг себя, вы носите множество масок. Поэтому вы не можете видеть свое подлинное лицо. Все эти маски нужно отбросить. Вы должны стать подлинным, правдивым в том, какой вы есть, полностью обнаженным в том, какой вы есть.
Очищение означает: Довольно прятаться! Довольно лгать! Довольно быть фальшивым!
И третье — совершенство. Когда вы перестали быть фаль­шивым, когда вы отбросили все яды, которые собрали в пути, когда с зеркала стерта пыль, тогда совершенство приходит само по себе.
Совершенство — это объединяющая часть: unio mystica.
Сначала желание, сильное желание, всеобъемлющее жела­ние... потому что только тогда, когда ваше желание всеобьемлю-ще, вы будете готовы пройти через боль очищения. Если желание едва теплится, вы не будете готовы пройти через боль очищения.
Очищение — это болезненно! Это похоже на выдавливание гноя из вашего тела — это больно. Хотя в конечном итоге это благо — если гной удален, удален и яд, и рана вскоре заживет — но это больно. Выдавливать гной — болезненно. Но оставить его внутри — значит помочь ему увеличиться; он распространится по всему вашему телу.
Быть готовым пройти через очищение можно только тогда, когда желание настолько всеобьемлюще, что вы готовы умереть ради него, если это необходимо. И это действительно вид смерти — так как личность, которую вы всегда считали самим собой, должна умереть. Вы должны отбросить все, с чем вы отождес­твлялись. И это — ваше эго. Вы должны отказаться от всего, на что вы претендовали и чем хвастали до сих пор; все, что было для вас драгоценно, должно быть отброшено, как абсолютная чепу­ха. Эго болезненно. Ощущение такое, как будто вы теряете свое королевство и становитесь нищим.
Пока желание не стало всеобъемлющим, вы не будете готовы к этому. А когда происходит очищение, когда вы отбрасываете все несущественное, существенное совершенствуется само. Вам не нужно становиться совершенным! Вам нужно только создать место, где совершенство может вырасти, случиться. Совер­шенство — это случай, событие.
Первая сутра — приготовление:
Богам бессмертным почести священные воздай; И охраняй затем ты веру...
Лорд Бэкон, великий научный ум, в своей знаменитой книге «Новум органум» написал, что Пифагор был большим фанатиком. Нет, это полная бессмыслица. Книга Бэкона дей­ствительно великая; за исключением одного этого утверждения, это книга чрезвычайно ценная.
Говорят, что в мире есть три великие книги. Первая — «Органум» Аристотеля; «органум» означает принцип. Вторая — «Новум органум» Бэкона: новый принцип. И третья — «Терциум Органум» Успенского: третий принцип. И это действительно великие книги, несравненные.
Однако совершенно поразительно, как Бэкон мог заклю­чить, что Пифагор был фанатиком — так как Пифагор быд прямой противоположностью, абсолютной противоположностью фанатика. Если бы он был фанатиком, он не вступал бы во всевозможные эзотерические, оккультные школы. Если бы он был фанатиком, он не был бы таким открытым ддя обучения из любого возможного источника. На самом деле, фанатизм никог­да не был присущ греческому уму.
Философский ум не может быть фанатичным, не может быть догматичным. Это необходимо как предварительное условие философии — вы должны быть открытым, вы должны спраши­вать, вы должны сомневаться, вы должны исследовать, и вы должны быть доступны для истины, в какой бы форме она ни проявлялась. Вы не решаете заранее; вы не должны относиться к такому складу ума, который делает заключение, не зная. Вы не будете жертвой ошибки априоризма — когда вы принимаете неч­то с самого начала без исследования, без знания, без испытания.
Я изо всех сил пытался понять, почему Бэкон мог назвать Пифагора фанатиком. Фанатизм присущ еврейскому уму; он никогда не был частью индийского ума, иди китайского ума, или греческого ума. Он пришел от евреев. И он распространился в христианстве и мусульманстве, потому что оба они — ветви иудаизма.
Идея: «Мы — избранный народ божий» — опасна. Она создаст фанатизм. Эти идеи — «Истина только наша, и больше ничья», «Есть только один Бог, и нет других богов» — опасны, потому что этот один Бог становится моим Богом. А что тогда произойдет с вашим Богом? Тогда вы неправы, тогда вы — грешник. Тогда вас следует переубедить, обратить. Если вы легко согласитесь, все в порядке; иначе придется вас принуждать, заставлять, чтобы вы отказались от ложных богов.
Пифагор жил в таком количестве стран, с таким множеством различных взглядов на жизнь, с таким множеством философских представлений, с таким множеством религий — он не мог быть фанатиком. Вероятно, Бэкон ничего не знал о Пифагоре.
В первой сутре говорится:
Богам бессмертным...
Он пользуется словом «Боги», а не «Бог» — это существенно. Это позиция нефанатичного ума. «Боги» — почему множествен­ное число? Почему не «Бог»? Потому, что в тот момент, когда вы говорите «Бог», вы попадаете в опасную ловушку... тогда что произойдет с богами других людей?
Пифагор — не монотеист; он не верит в одного Бога. Он говорит: «Все люди в мире правы, и их представления правиль­ны». И он знает это, ибо он следовал многими и многими путями; Пифагор следовал почти всеми существующими путя­ми. И всегда он приходил к одной и той же вершине.
Есть много путей, которые приводят к вершине. На горе много путей, но все они приводят к одной и той же вершине. Вы можете идти с юга или с севера, с востока или с запада... Вы можете следовать по каменистой колее или следовать по совер­шенно другой колее. Есть много альтернатив.
Пифагор знает, что истина одна, но не говорит этого. Истина — это нечто непроизносимое. Если вы называете ее, пожалуйста, не употребляйте единственное число; тогда уж лучше пользуй­тесь множественным. В Ведах говорится: Истина одна, но мудрые люди описывали ее многими способами.
Богам бессмертным почести священные воздай...
Он жил со многими людьми, почитающими разных богов. Он говорит своим ученикам: Если вы идете в храм, поклоняйтесь Богу этого храма, и поклоняйтесь так же, как поклоняются там люди. Уважайте людей, которые поклоняются и молятся. А когда вы идете в мечеть, поклоняйтесь так же, как поклоняются люди там. И когда вы идете в церковь или синагогу, поклоняйтесь тем же образом, каким поклоняются там люди.
Это также и мой метод. Все молитвы хороши. Все молитвы достигают его, и все пути в конечном счете растворяются в нем. Нет нужды создавать какой-то антагонизм. Это мое послание саньясинам: если вы хотите побыть в тихом, изолированном месте, храме, иди в церкви, или в мечети — тогда идите в тот, что расположен поближе. Все храмы, все церкви и все мечети — ваши. Провозглашайте: «Всякое место, посвященное Богу — наше. И Иерусалим, и Кааба, и Кайлаш, и Гирнар — наши.» Я даю вам все храмы мира, поскольку они ваши, и все писания мира, поскольку они — ваши.
Пифагор говорит своим ученикам: Где бы вы ни были, смотрите на людей, уважайте их молитвы, уважайте их Бога, уважайте их представления. Возможно, это только один аспект, но это аспект самого Бога- Возможно, это только одно лицо — у Бога много лиц — но это все его проявления. Он снисходит одним способом через Кришну, другим способом он снисходит через Христа, и еще третьим он снисходит через Моисея. Все пророки — его, все посланники — его.
Богам бессмертным почести священные воздай...
И во что бы вы ни верили, не просто верьте в это — освятите это, своей жизнью утверждайте его святость. Пусть это не останется только интеллектуальным верованием в голове: это должно стать существующим. Тогда это — священно, тогда вы сделаете это святым.
Верования, если они существуют только в мыслях, беспол­езны. Пока они не станут вашей плотью и кровью, пока вы не живете ими... если вы чувствуете, что нечто истинно, живите этим! Потому что только так можно доказать, что ваше чувство истинно. Других доказательств нет. Только ваша жизнь — доказательство вашей веры.
Но это не означает, что вам следует принять какую-нибудь веру. Это не значит, что вам нужно надеть на себя какую-то веру и личину. Это не сделает ее священной: это будет лицемерием. А как лицемерие может быть святым? Живите этим: не от внешнего ко внутреннему, но как раз наоборот: от внутреннего ко внешнему. Первое испытание истины...
Например: я говорю — медитируйте. И вот, вы можете сделать это просто верованием: что медитировать — это хорошо, что в медитации содержатся великие истины, что теперь вы можете поспорить с другими о красотах, о тайнах медитации. Вы никогда не медитировали сами, и вам не хватает времени из-за споров, из-за размышлений, из-за чтения о медитации... и вы совершенно забыли, что медитацию нужно испробовал», а не спорил, о ней.
Или же вы можете принять — насильственно — некоторую медитативную позу. Вы можете тихо сидеть, как Будда — хотя внутри нет ничего похожего на Будду, нет тишины, нет чистоты, нет невинности. Внутренний разговор продолжается, но на поверхности вы можете сидеть, как каменная статуя. Это лице­мерие: вы просто притворяетесь. Это не путь к священному. Это не способ сделать что-либо святым.
Вы должны действительно идти в медитацию, а не притво­ряться. И когда вы живете истиной, истина становится священной.
Богам бессмертным почести священные воздай...
Что бы вы ни знали, жертвуйте это Богу, продолжайте жертвовать это Богу — что бы вы ни знали. Что бы вы ни пережили — истину, красоту, любовь — продолжайте жертвовать это Богу, продолжайте отдавать с глубокой признательностью.
И охраняй затем ты веру:
Но не говорите об этом людям. Охраняйте это. Жертвуйте это Богу, но не говорите об этом, иначе вы окажетесь в опасности. Масса глупа. Они не могут понять. Это за пределами их понимания. Охраняйте! Держите это в секрете, глубоко в вашем сердце. Откройте свое сердце Богу. Откройте сердце своему мастеру, откройте свое сердце друзьям, следующим этим же путем, попутчикам, товарищам по поиску. Но не открывайте свое сердце в миру — вы будете непоняты.
И это непонимание создаст в вас беспокойство, оно будет отвлекать вас от поиска, оно внесет раскол в вашу энергию. Оно вызовет в вас сумятицу. Истину можно сообщить только тем людям, которые владеют каким-то пониманием.
И охраняй затем ты веру:
И какая бы вера ни возникла в вас, какое бы понимание ни родилось в вас, храните это в секрете. Это должно стать зерном в вашем сердце. Если вы просто бросите зерно на землю, оно не вырастет в дерево, так как оно на поверхности. Оно должно глубоко проникнуть в лоно земли, в темноту земли. Там оно исчезнет, растворится, и родится дерево.
Какое бы понимание ни возникло в вас, пускай оно станет зерном в вашем сердце, пускай оно исчезнет в почве вашего сердца. Там оно вырастет в большое дерево. Да, однажды это произойдет: вы не сможете больше вмещать его, но что тогда остается делать? Будьте вместилищем, пока вы в состоянии вмещать. Держите его в секрете, пока вы можете его скрывать. Точно так же, как ребенок девять месяцев скрыт в утробе матери, но однажды мать становится не в состоянии вмещать его... Ребенок вырос, теперь ребенок готов родиться; теперь все в полном порядке.
Зачем Пифагор говорит это? И почему — в первой сутре? По определенной причине: потому что, когда у вас появляется хотя бы маленький проблеск истины, ум имеет тенденцию рассказать об этом. И именно в этом рассказе вы теряете ее. Это похоже на аборт. Позвольте ей на девять месяцев остаться секретом, тайной, известной только вам, или вашей возлюбленной, или нескольким друзьям, но не широкой публике. Это — личное явление.
Да, придет день, когда она станет общедоступной. Однажды вы не будете больше в состоянии удержать ее в себе. Она станет такой огромной — больше, чем вы — что должна будет излиться. Когда она начинает переливаться через край, это другое дело. Тогда вы становитесь мастером. Но пока этот момент не пришел, будьте на страже, будьте очень наблюдательны. Не рассказывай­те о ваших внутренних переживаниях всем и каждому. Будьте бдительны, ибо истину очень трудно удержать, а потерять ее след — очень легко. Понимание рождается с большим трудом, а расточается очень легко....
...Чти память
Прославленных героев, духов, полубогов...
Сначала:
Богам бессмертным почести священные воздай;
И охраняй затем ты веру:
Вторая сутра: Помните всех, кто достиг раньше вас, благого­вейте перед их памятью — это поможет вам в пути. Впереди много моментов, когда будут возникать подозрения, будут воз­никать сомнения; впереди длинные-длинные темные ночи духа, когда вы будете чувствовать полную потерянность, когда вы начнете думать о том, чтобы вернуться назад и стать просто обычным человеком, каким вы были раньше. В эти моменты почтите память будд, почтите память тех великих героев, кото­рые уже достигли истины.
На языке Пифагора герой означает того, кто стал просвет­ленным, кто достиг истины. Единственный героический посту­пок в жизни — это стать реализованным. Все остальное очень заурядно.
Вы можете стать очень знаменитым — это очень легко. Вы можете добиться политической власти — для этого не. нужно большого ума. Вы можете заработать деньги — вам нужно только немного хитрости и расчетливости. Это — не великие деяния.
Единственное великое действие, которое делает жизнь вели­чественной, возвышенной — это познать истину, познать Бога; стать истиной, стать Богом. Но это — очень одинокое путешес­твие....
Чти память
Прославленных героев......
— Будды, Лао-цзы, Кришны, Христа, Моисея, Мохаммеда, Махавиры. Помни! Вот почему я говорю о таком множестве мастеров: чтобы вы могли помнить, что вы не одиноки на пути. Многие достигли цели раньше вас. И вы достигнете. Если так много людей достигло, то почему бы не достичь вам? Многие предшествовали вам и достигли. Вы продвигаетесь не один; впереди вас — многие. Это длинная процессия искателей исти­ны. Вы — часть великой цепи. Возможно, вы — маленькая капля, но вы — часть великой реки: реки будд, всех просветленных людей мира.
Вот почему я говорю о таком множестве просветленных людей: чтобы прибавить вам смелости, чтобы придать вам уверености; чтобы внушить вам чувство, что вы находитесь посреди великой цепи, что вы часть золотой цепи, и вы движе­тесь не один. Бояться нечего. Вы не можете потеряться!
...Чти память
Прославленых героев, духов, полубогов...
Тот, кто достигает Бога, становится полубогом, сам стано­вится Богом. Тот, кто узнал Его, становится Им. Лелейте их память, напоминайте себе о них. И ищите, с кем вы чувствуете родство. Вам близок Моисей? Вы чувствуете близость к Заратус-тре? Если вы чувствуете некое родство, то лучший путь — это размышлять над высказываниями Зарапустры или Моисея; ме-дитировать, думать об их жизни, окружать себя определенной атмосферой. Потому что, если вы чувствуете родство с кем-либо, это означает, что вы относитесь к тому же типу.
И это не вопрос вашего случайного рождения. Вы можете родиться мусульманином и не чувствовать никакой близости с Мохаммедом. Это не обязательно. Рождение случайно. Вы можете родиться индусом и не чувствовать никакого родства с Кришной, вы даже можете чувствовать определенный антаго­низм. Возможно, вы не относитесь к этому типу!
Так что не слишком отождествляйтесь со своим рождением. Побродите вокруг. Станьте чуть более свободны. Оглянитесь вокруг. Какой бы цветок вас ни привлек, идите за ним. Какой бы аромат ни позвал вас, идите за этим ароматом. Так что вы можете быть индуистом по рождению, но если вы чувствуете, что Коран просто завоевал ваше сердце, тогда Коран — это ваше писание. Забудьте индуизм! Значит, Мохаммед — ваш учитель; забудьте о Кришне!
Вы можете родиться мусульманином, но если при виде статуи Будды нечто внутри вас немедпено встает на свое место, становится тихим, спокойным и свежим; просто имя Будды — и вы чувствуете, как в вас поднимается огромная любовь к этому неизвестному таинственному человеку — тогда полностью за­будьте мусульманство, Коран и Мохаммеда. Тогда создайте вокруг себя атмосферу Будды, поскольку она будет благоприят­ствовать вам, она будет питать вас, она будет делать вас сильнее.
Вторая часть: очищение. Это было приготовление: уважайте всех Богов в мире, все храмы, все святые места; уважайте все писания. Это — ваше уважение к другим человеческим сущест­вам. И помните с глубокой любовью всех тех, кто предшествовал вам на пути и уже достиг.
Это подготовит климат внутри вас. И это создаст в вас огромное желание, это станет страстью. И страсть зажмет вас в тиски, страсть овладеет вами. Јсли Будда коснулся вашего сердца, неизбежно возникает великое стремление: Как стать Буддой? Если вы ощутили Христа в глубочайшей сердцевине вашего существа, то это произойдет неизбежно — вы начнете трудиться, искать: Как стать Христом? Как достичь уровня сознания Христа? Раз есть желание, становится возможным очищение. Вторая часть: очищение.
Будь хорошим сыном, справедливым братом,
супругом нежным и отцом хорошим.
Вас удивит эта сутра, но она исполнена огромного значения:
Будь хорошим сыном, справедливым братом,
супругом нежным и отцом хорошим.
Вы можете подумать: "Что здесь общего с духовностью?" Здесь очень много общего с духовностью. Вы должны создать мирное окружение — только тогда вы можете медитировать. Вы должны создать атмосферу, энергетическое поле — только тогда вы сможете идти внутрь.
На воротах школы Гурджиева в Фонтенбло было написано: «Если вы не урегулировали отношения со своим отцом, идите обратно». Сначала устройте свои отношения с отцом, потом приходите. Если вы не уважаете своего отца, у вас нет возмож­ности ддя роста. Странно?! Почему? Какое отношение это имеет к поиску?
А с другой стороны, есть еще психоанализ, который говорит: Приведите в порядок свои отношения с матерью. Если они не устроены, вы не будете чувствовать себя устроенным. Вы остане­тесь в напряжении. Все усилия психоанализа сводятся к тому, чтобы сделать отношения между вами и вашей матерью близки­ми — изящными, любовными.
Наверное, Пифагор первым сказал это точно, просто: Будь хорошим сыном... Что значит быть хорошим сыном? Означает ли это быть рабом, полностью покорным? Если вы — раб, вы не являетесь хорошим сыном. Если вы абсолютгно послушны, вы — лицемер. Тогда что значит быть хорошим сыном?
Если вы спросите у людей, они ответят: «Хороший сын — это тот, кто делает все, что бы ни сказал отец». Это не так просто — поскольку вы можете на поверхности выполнять это, а внутри — сопротивляться этому. Это то, что приходится делать детям! Они беспомощны. Что бы родители ни сказали, они обязаны испол­нять это вольно, невольно, неохотно, — им приходится делать это. Это вызывает внутреннее разделение. Они становятся дву­мя. Они становятся лживыми, фальшивыми.
Таким образом, один путь — то, что обычно думают: просто слушайся отца, и ты будешь хорошим сыном. Это не то, что имеет в виду Пифагор. Тогда, может быть, он имеет в виду бунт против отца? Идти против него? Делать прямо противополож­ное тому, что он говорит? Быть хиппи, или йиппи, или еще кем-нибудь в этом роде? Если он просит носить короткие волосы, носить длинные? Если он просит: «Мойся каждый день», — вообще забыть о мытье на многие годы? Если он говорит: «Чистота — это приближение к Богу», — то ходить грязным и заявлять, что грязь — это приближение к Богу? Нет, это также не значит быть хорошим сыном.
На самом деле, в мире произошло второе, так как слишком долго настаивали на первом. Слишком большой упор на послу­шании вызвал реакцию. Тогда кто же — хороший сын?
Хороший сын — это тот, кто имеет бдительность, понима­ние, уважение; кто слушает отца, потому что отец много знает — он пожил, он испытал жизнь, у него больше опыта. Он слушает отца. Он пытается понять отца. Он открыт. Он не торопится ни покориться, ни взбунтоваться.
Хороший сын — это тот, кто готов слушать, понимать, учиться. И тогда, если вы чувствуете, что согласны с отцом, делайте это. Если вы чувствуете, что вы не согласны с отцом, тогда скажите об этом. Это не вопрос противодействия. Просто дайте понять, что вы не согласны. Вы можете сделать это, но через силу. Это может сделать вас фальшивым. Если отец хочет, вы можете это сделать, но это сделает вас фальшивым, это сделает вас раздвоенным, шизофреничным. Это будет разделять вас.
Между отцом и сыном необходимо тесное общение, пос­кольку отец представляет прошлое, а сын представляет будущее. Нужен мост. И он не может иметь только одну сторону, так что не только сын должен быть хорошим сыном: в конце должен быть также хороший отец. Он создает семейную атмосферу, в которой медитация может легко расти.
Хороший сын — это тот, кто бдителен, кто готов подчинить­ся отцу, когда чувствует, что тот прав, и кто готов сказать отцу: «Я не желаю делать это — это будет ложью, это будет фальшиво». И он готов поверить отцу, если не может решить самостоятель­но, поскольку возможны вещи, о которых вы не можете решить — правильно это иди неправильно. Тогда идите за отцом: он знает лучше.
А отец просто представляет прошлое. Отец — просто пред­ставитель всех отцов, всех тех, кто старше вас. Отец просто символизирует всех тех, кто жил больше вас, более опытен, чем вы — учителей, старших. Необходимо большое уважение — уважение к их жизни, уважение к их опыту.
Не нужно становиться рабом, и не нужно им противодей­ствовать. Нужно понимание — ни послушание, ни противодей­ствие. И когда послушание происходит из понимания, это прекрасно. И когда временами мятеж происходит из понимания, это прекрасно. Но он должен исходить из понимания, а не из чувства протеста.
Есть люди, которые не желают делать определенные вещи потому, что их отец попросил сделать это. Как они могут это сделать? Только потому, что отец сказал это, они не могут этого сделать — они сделают наоборот. Их эго в конфликте. И есть люди, которые знают, что это неправильно, но они будут делать это, потому что отец просил сделать так. И те и другие неправы.
Хороший сын — это тот, кто слушает отца, всех отцов, старается понять с глубоким уважением, открытостью, не делая выводов. И после этого, какое бы решение ни возникло в его существе — следовать или не следовать — он выполняет его. Он ни перечит, ни слушается: он просто действует, исходя из понимания.
Будь справедливым братом... Ко всем своим ровесникам будьте справедливы, не будьте несправедливы. Никого не эк-сплуащруйге, потому что если вы эксплуатируете, вы создаете вокруг себя напряжение. Окружайте себя дружбой, потому что рост дается легче в дружеской атмосфере.
...супругом нежным... Со своей женой, со своим мужем будьте нежными, будьте мякгими, поскольку обратная сторона любви — это ненависть, и если вы не понимаете, что значит быть нежным, мягким, любящим, то есть все предпосылки для того, что ваша любовь обратится в ужасную ненависть.
Люди любят тех же, кого они ненавидят. И эта ненависть уничтожает всю любовь, отравляет все возможности любви. А любовь — это великое явление. Человек, который не любил, никогда не узнает, что такое молитва, никогда не сможет молиться. Один только опыт любви готовит вас для молитвы.
Будь супругом нежным... любите женщину или мужчину очень нежно, изящно, &го совершенно исчезло из мира. Чело-вечекие отношения стали абсолютно неизящными. Они пол­ностью забыли язык нежности — их любовная жизнь настолько полна ненависти, гнева и злобы.
Возможно, это одна из причин, по которой Бог в этом столетии умер. Исчезла любовь: не может родиться молитва. Любовь — это цветок, молитва — это аромат. Если нет цветка, не может быть никакого аромата....
...и отцом хорошим. И в свою очередь круг завершается — будь отцом хорошим. Что значит быть хорошим отцом? Ничего не навязывайте своему ребенку. Дайте ему любовь, дайте ему понимание, но пусть всегда будет ясно, что выбор принадлежит ребенку. Если он хочет следовать, он может следовать, но он следует своему выбору. Если он не хочет следовать, он свободен не следовать — снова он следует своему ^выбору. Пусть ребенку все будет ясно. Вы любите его, поэтому поделитесь с ним своим опытом, но не навязывайте его, не приказывайте. Дайте ему понять самому. Пусть понимание будет единственным законом, и позвольте ему следовать своему пониманию.
Теперь вы можете понять: отец должен быть только помощ­ником. Отец не должен подгонять ребенка под определенный шаблон, который ему нравится; он не должен использовать ребенка для своих личных амбиций. Он должен любить ребенка, растить его сильным, делать его более бдительным для того, чтобы он Мог найти свой путь в жизни. Пусть он будет все более и более независим.
Хороший отец не станет калечить ребенка, не заставит ребенка зависеть от себя. И если отец хороший, то естественно, что сын будет хорошим, поскольку его не будут принуждать ни к какому рабству, и ему не придется также протестовать.
И если вы были хорошим сыном, однажды вы в свою очередь станете отцом, и вы будете хорошим отцом.
Это атмосфера семьи, место, в котором мы живем. Оно должно быть наполнено близостью, любовью, изяществом. Только тогда будет расти медитация и происходить духовный рост.
Друга выбирай, кто друг по добродетели;
Собирай плоды его советов мягких,
и жизнь его пускай тебе полезна будет,
И никогда не оставляй его из-за обид пустячных...
Дружба тоже исчезла из мира. То, что вы называте дружбой, не имеет ничего общего с древним представлением о дружбе. Ваша дружба — простая случайность. Вы работаете в одном учреждении, поэтому вы становитесь друзьями. Или вы учитесь в одном колледже, поэтому вы становитесь друзьями. Это не настоящая дружба.
Пифагор говорит: Выбирай друга! Вы не можете выбрать отца, вы не можете выбрать мать, вы не можете выбрать семью — но вы можете выбрать себе друга. Вы можете выбрать женщи­ну, вы можете выбрать мужчину — это также продолжение дружбы.
Друга выбирай, кто друг по добродетели...
...тот, кому присуще некое изящество, кто обладает неким цветением, которого окружает некое достоинство, кто имеет энергетическое поле добродетели. Под добродетелью не имеется в виду праведность, нет; не «праведнее, чем я», нет. Под добро­детельным подразумевается тот, в чьем обществе вы внезапно начинаете испытывать необыкновенное счастье; в его обществе, в его вибрациях нечто в вас начинает танцевать; его присутствие помогает вам парить высоко-высоко.
Выбирайте друга, и в конечном итоге вы сможете выбрать мастера — поскольку мастер — это ваш последний друг. Если вы не умеете выбирать друзей, вы не сможете также выбрать мастера. Выбирайте хороших друзей, и однажды вы сможете выбрать последнего друга.
Собирай плоды его советов мягких,
и жизнь его пускай тебе полезна будет...
И когда вы выбираете друга, слушайте его советы. Он не будет настаивать на них — они будут мягким нашептыванием. Он не будет громко кричать. Он не станет спорить, он не станет приказывать — он будет только предлагать, он только намекнет, он только укажет. И это доводы последнего друга, мастера.
Будда говорит: Будды только указывают путь. Они не станут делать это слишком шумно, потому что не хотят ничего делать насильственно. Они не хотят тянуть вас за собой; у них нет желания доминировать над вами. Они просто выражают то, что они узнали и поняли — теперь вам решать, идти или не идти.
И пусть его жизнь учит вас, пусть его жизнь принесет вам пользу — не только его слова; наблюдайте, как живет ваш друг. Смотрите на его настоящую жизнь и следите за ней. Это
единственный способ научиться в жизни. Люди — это писания: вы должны научиться читать на этом языке. Люди — это великая тайна, в каждом человеке заключен огромный секрет; если вы знаете, как его расслышать, это принесет вам громадную пользу.
И никогда не покидай его из за обид пустячных;
По крайней мере, если можешь;
ведь закон суровый самый
Связует Силу и Необходимость.
Пифагор говорит, что есть два закона: один — закон необ­ходимости, другой — закон силы. Закон необходимости приме­няется к людям, которые несознательны. Люди, которые живут механически, живут исходя из необходимости. Другой закон, более высокий, чем необходимость — это закон силы. Чем более сознательным вы становитесь, тем больше вы уходите из-под власти необходимости, вы превосходите необходимость, вы начинаете жить, исходя из силы, изобилия силы. Тогда ваша жизнь не подчиняется необходимости.
Например: человек говорит по необходимости, потому что он не может преодолеть соблазн поговорить. Будды также говорят, но не по необходимости: это исходит из силы, от изобилия силы. Они тихи; нет соблазна, их не преследует навязчивое желание говорить. Они могут навсегда остаться безмолвными. Но все же они говорят. Если они говорят, то говорят от своей силы.
Вы любите по необходимости. Будды тоже любят — они любят от... в них так много энергии, что они должны поделиться. Появилось так много силы, что ее нужно передать. Вы живете по необходимости, они живут от силы.
Будды — это величайшая роскошь существования. Эти два закона коренятся в одном изначальном законе.
Это две части одного закона, два аспекта одного закона. В Китае это закон называют дао, в Индии этот закон называют дхамма, в Греции он назывался логос, иудеи назвали его тора. Это один и тот же закон.
Все существование основывается на одном законе, но этот закон имеег два аспекта. Один аспект — для тех, кто не сознателен: они живут, как рабы, как роботы. А другой аспект — это свобода, сила, необычайная радость; этот аспект вступает в силу только тогда, когда вы — пробужденный, просветленный. И привести эти два закона в гармоничное равновесие в своей жизни — это основное послание Пифагора.
Когда эти два закона находятся в гармонии, вы гармоничны. Когда эти два закона находятся в гармонии, ваше тело подчиня­ется закону необходимости, а ваш дух следует закону силы. Тогда ваш ум следует закону необходимости, а сердце — закону силы. Тогда в вас встречаются небо и земля, тело и душа, видимое и невидимое. Именно это и есть состояние Будды, просветление.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Любовь приходит без лика
22 декабря 1978 года
Первый вопрос:
Ошо,
В памяти нет твоего лица,
И любовь приходит, безлика.
Мне незнакома та часть меня,
Которая любит тебя.
Нет имени у нее,
И она приходит и уходит
И когда уходит,
Я вытираю слезы с лица,
Чтобы это осталось в тайне.
Дхарма Четана,
Любовь — это тайна, величайшая тайна ю всех, которые существуют. Ее можно пережить, но нельзя узнать; ее можно испробовать, испытать, но невозможно понять. Она за предела­ми понимания, она превосходит всякое понимание.
Поэтому ум не в состоянии сделать какие-нибудь заметки о ней. Она не откладывается в памяти: память есть не что иьте, как заметки, сделанные умом; память — это следы, отпечатки, оставленные в уме. У любви нет тела, она бестелесна. Она не оставляет следов.
В индийской мифологии Бога любви зовут Ананг — «ананг» означает «вне тела». У всех богов есть тело, за исключением бога любви — у него нет тела. Он приходит... он уходит... вы те можете уввдеть его, вы не можете услышать, как он приближается. Любовь невидима, но она тем не менее ощутима, тем не менее она жизненна.
У любви нет лика. Она абсолютно бесформенна. Вам никогда не удастся уввдеть любовь; она неосязаема. И чем она выше, тем более невидимой она становится; на высочайшем пике о^а превращается в чистое ничто. И помните, что любовь — это лестница от низшего к высшему, от земли к небу.
У земной любви есть определенное лицо; это не есть лицо любви, однако земная форма сообщает ей лицо — вы можете узнать ее. Низшая форма имеет некую осязаемость, которая делает ее земной. Но по мере того, кат вы поднимаетесь выше в своей любви — а конечная цель ^стъ молитва — всякая осязаемость исчезает. И когда вы впервые ощущаете любовь как молитву, как чистое небо, не отягощенное никакими формами, тогда обязательно возникает другое переживание: ее чувствует внутри вас нечто незнакомое вам. Ее чувствует сверхсознание.
Секс — это бессознательная, земная, низшая форма любви. Любовь сознательна, она выше секса, точно на полпути: оста­новка между землей и небом. Она более поэтична, но ее поэзия еще поддается определению, она вмещается в слова. Высшая форма любви — это молитва; она ухе не поддается выражению, она не вмещается более ни в какие определения. Нет таких слов, которые могли бы передать ее достаточно адекватно — она не поддастся выражению. И когда вы испытываете высшее, вы можете выразить это только через слезы — или смех, или танец — не непосредственно. И когда ощущается высшее, оно прово­цирует высшее внутри вас: оно ощущается сверхсознанием.
Это три уровня ума: подсознание, сознание, сверхсознание. Подсознание материально, сверхсознание нематериально, а со­знание точно в середине. Если вы движетесь назад, то под именем любви приходит секс; в девяноста девяти процентах случаев это не любовь — только один процент любовь. То, что мы называем любовью, состоит на пятьдесят процентов из любви, а на пятьдесят процентов из чего-нибудь еще. А то, что мы называем молитвой, на девяносто девять процентов состоит из любви, и только один процент что-то другое.
И в конце концов любовь даже превосходит молитву — тогда это чистая тишина. Тогда больше нет слез, нет больше танца, нет больше пения... все исчезло. Вы просто есть. По мере того, как растет ваша любовь, к вам может прийти понимание многих частей вашего существа, которые оставались неизвестными вам. Любовь откроет вам новые сферы внутри вас, и вы будете чувствовать себя очень странно. Так что ты права, Четана. Ты говоришь:
В памяти нет твоего лица,
И любовь приходит, безлика.
Мне незнакома та часть меня,
Которая любит тебя.
Нет имени у нее,
И она приходит и уходит,
И когда уходит,
Я вытираю слезы с лица,
Чтобы это осталось в тайне.
Твоя любовь вступает в мир молитвы. Это необыкновенно значительно, поскольку за молитвой есть только Бог. Молитва— это последняя ступенька на лестнице любви. И если вы шагнете дальше — это нирвана, это освобождение.
Второй воцрос:
Почему я так боюсь умереть в тебе?
Бхагавато,
Ты можешь не бояться — потому что смерть уже произошла. Это уже не вопрос будущего — это уже прошлое.
В тот день, когда ты стал саньясином, ты умер — как старая личность. В тот день, когда ты стал саньясином, ты переродился. В существование пришло нечто новое. Ты просто держишься за старые представления; теперь вопрос о страхе не стоит: ты не можешь умереть, потому что ты уже умер — это уже произошло.
Саньяса — это смерть и воскресение. Смерть всего того, кем вы были, и воскресение всего того, что есть вы, но кем вы еще не были. Смерть для прошлого, и открытость для настоящего. Смерть всего того, что вы называли своей личностью — имя, форма... и шаг в мир безымянного, бесформенного.
И это уже случилось!
Саньяса означает смерть, но воскресение возможно только тогда, когда приходит смерть. Если вы цепляетесь за себя, воскресение невозможно. Саньяса — это крест. Но для посто­ронних она покажется только крестом, только смертью. Они не смогут увидеть воскресение, ибо воскресение случится в глубо­чайших тайниках вашего существа. Оно останется невидимым для случайных зрителей, наблюдателей. Его смогут увидеть только те, кто участвует.
Есть вещи, которые видны наблюдателям; все эти явления поверхностны, периферийны. И есть вещи, которые видны только участникам — это реальные явления, потому что они относятся к самому ядру вашего существа.
Это просто старая мысль, которая носится вокруг тебя — забудь о ней! Ты не можешь больше умереть, потому что это уже отучилось. И если ты позабудешь эту старую мысль, она исчез­нет. Если ты перестанешь за нее цепляться, перестанешь подпи­тывать ее энергией, она исчезнет.
Иногда требуется много времени, чтобы понять, что с вами произошло. Когда вы принимаете саньясу, или глубоко погру­жаетесь в медитацию, когда вы вступаете в какую-то мистическую школу, случается смерть. Смерть — это первый обряд, первая стадия: приготовление. Но возможно, что ваш сознательный ум ничего не услышит об этом.
Сначала это происходит в глубокой сердцевине вашего существа. А вы так удалились от своего ядра, удалились настоль­ко далеко, что не можете даже вспомнить о том, что оно существует. Столь большая часть вас переселилаь на окруж­ность, что центр совершенно забыт, стал неизвестен вам. Если вы вдруг столкнетесь со своим ценром, вы не сможете узнать в нем свой собственный центр.
Об этом говорила Четана в первом вопросе; она не знает: Что это за часть, которая любит тебя..? Это для нее новость. Это ее собственное ядро — но вы стали незнакомы сами с собой.
Вот притча Фридриха Нищие:
На рынок пришел сумасшедший. День был в самом разгаре, магазины открыты, люди сновали туда-сюда, рынок все более и более оживал, пульсируя множеством людей — лавочников, покупателей и прочих. А этот сумасшедший пришел с гор — с лампой! Горящей при солнечном свете. И он начал смотреть туда и сюда, а люди стали смеяться и спрашивать: «Что ты ищешь? И какая необходимость в горящей лампе средь бела дня?»
Человек сказал: «Я ищу Бога — где Бог?»
Они стали смеяться, они принялись шутить и сказали: «Что же, Бог — это ребенок, который может потеряться? Бог что, прячется?» И много других вопросов... так, шутя. Собралась большая толпа.
А человек вдруг сказал: «Вы знаете, что мы убили Бога? — Вы и я. Но эта новость, кажется, еще не дошла до вас. Для этого нужно время. Вы и я — мы убили Бога. Но мы убили его так бессознательно, что потребуется время, чтобы эта новость дошла до вас. Я понимаю, почему вы смеетесь — потому, что вы еще не осознаете, что вы сделали».
Подсознание и сознание разделены большим расстоянием. Когда вы становитесь саньясином, ваша саньяса подлинна только в том случае, если она исходит из глубокого подсознания — но тогда вы не будете осознавать, что происходит. Я увижу, что происходит что-то, я увижу огромную перемену в вашем сущес­тве. Я увижу исчезновение старого и появление нового... но вы не будете осознавать этого.
Ваше счастье, если вы можете услышать хотя бы какой-то шепот из подсознания. Для этого нужно время, годы. Но это уже случилось, Бхагавато.
Преступника приговорили к смерти через отсечение головы. Исполнить приговор должен был лучший палач. В назначенный день, когда все было готово и бедный преступник предстал перед толпой народа, пришел палач и стал хвалиться: сколько он успел отрубить голов, каких знаменитых людей он казнил и с каким поразительным мастерством он проделывал свою работу: по-настоящему быстро. И чтобы доказать это, он с такой скоростью взмахнул мечом над его головой, что меч было невозможно рассмотреть.
Для приговоренного это было уже слишком, и он вскричал: «Хватит! Я не могу больше выдерживать это напряжение! Почему ты не делаешь свою работу сразу?» Тогда, опершись на свой меч, палач сказал: «А ну-ка кивни...»
И я хочу сказать тебе это же, Бхагавато: А ну-ка кивни... и голова отвалится. Ты уже убит. Но это очень быстрый меч: ты не в состоянии увидеть меч, ты не можешь увидеть, что твоя голова отрублена. Так что не стоит волноваться — просто, если ты уж очень боишься, не кивай.
Третий воцрос:
В чем разница между послушанием и сдачей?
Ананд Башир,
Есть огромная разница. Подчиняясь, вы остаетесь отдель­ным; сдаваясь, вы перестаете быть отдельным. Когда вы слуша­етесь, вы говорите «да» — но есть возможность, что внутри все
еще есть «нет». Вы идете против внутреннего «нет»: вы говорите «да». В послушании есть все предпосьйки дня раздвоенности,
Фактически, «да» не может существовать, если где-нибудь за ним не стоит «нет»: «да» и «нет» это две стороны одной монеты, два аспекта. Когда вы говорите «да», где-то вы уже сказали «нет». Когда вы говорите «нет», где-то вы уже сказали «да» — они вместе.
Вы можете понаблюдать за своей жизнью: когда бы вы ни сказали «да», где-то в вашем подсознании таится «нет». Факти­чески, чем громче вы говорите «да», тем сильнее «нет»; вот почему необходимо громкое «да» — чтобы подавить «нет». И такое послушание, во-превых, делает вас раздвоенным, разру­шает ваше единство; вы становитесь разделены на «да» и «нет». Во-вторых, «нет», подавляемое «да», рано или поздно возьмет реванш. Когда придет время, «нет» будет отстаивать"свои права, и будет мстительно; оно принесет раны, оскорбления, унижение. Оно станет вашей темной частью.
Психологи утверждают, что сознательна только одна часть мозга, девять частей бессознательны. Откуда взялись эти девять частей? И что содержат эти девять частей подсознания? Там находятся все «нет», сказанные вами. «Да» становится вашим сознанием, но это лишь одна десятая. А «нет» накапливаются у вас в подвале, и они набирают силу изо дня в день, их становится все больше и больше. Вы каждый день подавляете нечто — однажды это возьмет реванш. Либо вы станете сумасшедшим... если вы искренний человек, вы сойдете с ума. Помните, с ума сходят только искренние люди; лицемеры никогда не сходят с ума. Вы или сойдете с ума — если вы искренний, честный человек; или, если вы неискренни, нечестны, вы станете лице­мером — вы будете говорить «да», но следовать «нет».
Вот притча Иисуса:
Отец послал двоих сыновей на поле, сделать некую работу. Старший сказал: «Да, отец. Я пойду», но не пошел. Младший сказал: «Нет. Я не пойду», но потом почувствовал себя винова­тым и пошел.
И вот, Иисус спрашивает: «Кто действительно послушен?» Тог, кто сказал «да» и не пошел или тот, кто сказал «нет» но все же пошел — кто послушен?
Если вы судите по словам, то послушен первый — но что это за послушание? Если вы судите по фактам, тогда послушен второй — хотя он и сказал «нет». Но говорите вы «да» или говорите «нет», вы создаете раздвоение. Если вы говорите «нет», вы начинаете чувствовать себя виноватым, а «да» подавлено и отстаивает свои права. Вот что такое вина. Если вы говорите «да», возникает «нет», и «нет» настаивает... и вы начинаете говорить одно, а делать другое. Так рождается лицемерие. И оба варианта патологичны.
Сдача означает ни «да», ни «нет». Вас нет, «да» и «нет» некому говорить. Капитуляция — это тотальное действие; «да» и «нет» половинчатые действия. Сдача означает, что вы растворяетесь, вы говорите: «Меня больше нет». И вы не просто говорите это — это то, что вы чувствуете в любви: вас больше нет.
Любовники становятся едины — два тела и одна душа. Ученик и мастер становятся едины —