«Манифест Дзен» (Ошо)

Ошо. Манифест Дзен.
Ошо
Манифест Дзен
Свобода от себя
ПРИМЕЧАНИЕ
Конец каждой беседы в этой серии следует определенному распорядку, который может
озадачить читателя, который сам не побывал здесь.
Во-первых, это время Сардара Гурудаяла Синтха - Это время шуток, названное так в
честь Сардарджи — старого саньясина, известного своим сердечным и
заразительным хохотом. За шутками следует медитация, состоящая из четырех
стадий. Каждая стадия медитации предваряется сигналом Ошо барабанщику Ниведано.
Этот удар гонга представлен в тексте следующим образом:
Первая стадия медитации — джибериш, тарабарщина, о которой Ошо говорит: Она
очищает ум от всевозможной грязи... Говорите на любом языке, которого вы не
знаете... Выбросите все свое безумие. На несколько мгновений зал совершенно
сходит с ума, когда тысячи людей кричат, вопят, бормочут чепуху и размахивают
руками. Джибериш представлен в тексте следующим образом:
Вторая стадия — это период молчаливого сидения, фокусировки сознания на центре,
точке свидетельствования.
Третья стадия — расслабление. Все в зале опускаются на землю, позволяя
раствориться границам, которые сохраняют их
разделенными.
Финальные сигналы гонга возвращают собрание к положению сидя. Во время каждой
стадии медитации участников сопровождают слова мастера. Здесь воспроизводится
полный текст каждой вечерней медитации.
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1. Это исчезновение и есть анатта
Глава 2. Пусть христианский корабль тонет
Глава 3. Ждать, ждать ничего
Глава 4. Свобода это не распущенность
Глава 5. Небо завершения
Глава 6. Хаос — сама природа существования
Глава 7. Ум лишь думает
Глава 8. Бегство вовнутрь
Глава 9. Небольшие интервалы света
Глава 10. Чем меньше вас
Глава 11. Саммасати — последнее слово
Возлюбленный Ошо,
Когда Тенджикю спросили о случае, когда Танка сжег статую, он ответил:
Когда холодно, мы собираемся вокруг горящего камина.
Ошибся он или нет? — настаивал монах.
Когда жарко, мы сидим в бамбуковой роще в долине, — сказал Тенджикю.
На следующий день после сожжения статуи Танка Теннен отправился навестить Нан-е,
который был когда-то учеником Ено, а теперь был мастером дзен у императора.
Когда Танка развернул свой коврик для задзен, Нан-е сказал: Не нужно.
Танка сделал несколько шагов назад. Нан-е сказал:
Правильно.
На это Танка сделал несколько шагов вперед. Нан-е сказал: Неправильно.
Танка обошел вокруг Нан-е и ушел. Нан-е прокомментировал: Прежние золотые
деньки далеко, и люди теперь так ленивы. Лет через тридцать к этому парню не
подступишься.
ЭТО ИСЧЕЗНОВЕНИЕ И ЕСТЬ АНАТТА
20 февраля 1989 года Аудитория Гаутамы Будды, пуна, Индия
Друзья, пора, созрело время для Манифеста Дзен. 3ападные интеллигенты
познакомились с дзен, даже полюбили дзен, но они, тем не менее, пытаются
подходить к дзен посредством ума. Они все еще не поняли, что дзен не имеет
ничего общего с умом.
Его потрясающая работа в том, чтобы вырвать вас из тюрьмы ума. Это не
интеллектуальная философия; это вообще не философия. И это также и не религия,
потому что в нем нет ни вымыслов, ни обманов, ни утешений. Это львиный рык. И
величайшее, что дзен принес в мир — это свобода от самого себя.
Все религии твердили об отбрасывании эго — но это очень странный феномен: они
хотят, чтобы вы отбросили свое эго, а эго — просто тень Бога. Бог — это эго
вселенной, а эго — это ваша личность. Точно так же, как Бог является центром
существования, согласно религиям, эго является центром вашего ума, вашей
личности. Они все время твердили об отбрасывании эго, но оно не может быть
отброшено, пока не отброшен Бог. Вы не сможете отбросить тень или отражение,
если не уничтожен источник его проявления.
Итак, религии говорили беспрерывно, веками, что вы должны избавиться от эго, но
они приводили неверные доводы. Они требовали от вас отбросить эго, чтобы вы
могли сдаться Богу, чтобы вы могли сдаться священникам, чтобы вы могли сдаться
любой чепухе, любой теологии, суеверию, системе верований.
Но вы не можете отбросить эго, если это отражение Бога. Бог — это обман снаружи,
во вселенной, а эго — это обман внутри вашего ума. ум попросту отражает больший
обман соответственно своему размеру.
Религии поставили человечество перед великой дилеммой: они все время восхваляли
Бога, и в то же время осуждали эго. Поэтому люди оказались в очень расщепленном,
шизофреническом состоянии. Они упорно пытались отбросить эго, но чем упорнее они
пытались, тем тяжелее становилось отбросить его — ведь кто собирается
отбрасывать? Эго пыталось отбросить само себя. Эго невозможно. Поэтому даже у
смиреннейших, так называемых религиозных людей эго становилось очень тонким, но
оно не исчезало. Вы можете увидеть эго в глазах ваших святых.
Один из моих саньясинов ездил к У. Г. Кришнамурти, и из-за того, что поспорил с
ним, У. Г. Кришнамурти сейчас же разозлился. И такие люди, как У. Г.
Кришнамурти, велят людям отбросить гнев, отбросить жадность, отбросить эго. Но
если вы спровоцируете их... Вся их религиозность только на поверхности. Внутри
прячется очень набожное эго, а когда эго становится набожным, оно становится
ядовитым. Это еще более опасно, поскольку вы абсолютно не осознаете его, оно
уходит очень глубоко в бессознательное.
У. Г. Кришнамурти прожил с Джидду Кришнамурти двенадцать лет, но он никогда не
упоминает его имени. Если кто-то упоминает имя Джидду Кришнамурти, он тут же
отвергает Джидду Кришнамурти, — а все, что он говорит, это просто имитация
Джидду Кришнамурти, пересказ. Причина, по которой он не может признать того
факта, что пробыл с Джидду Кришнамурти двенадцать лет, очень проста. Если он
признает это, вы сможете сравнить его слова со словами Джидду Кришнамурти, и вы
обнаружите, что это простой пересказ. Он повторяет, имитирует; он ничего не
знает.
Такие люди были в мире всегда. Они перепробовали все то, что предписывали
религии, но их усилия не могут устранить тень. Если у бамбука есть тень, вам не
удалить тени бамбука, пока вы не удалите сам бамбук. Вы не можете
непосредственно устранить тени; тени — это следствие. Если бамбук остается,
остаются и тени. Но тень может быть очень тонкой.
Я слышал историю, как лисица выбралась из своей норы...
Рано утром, когда позади нее всходило солнце, ее тень была очень длинной. Она
сказала: Боже мой! Я такая большая? Ну тогда на завтрак мне нужен, по меньшей
мере, верблюд!
И она отправилась добывать верблюда на завтрак.
Но найти верблюда лисице не удалось. Был уже полдень, и солнце стояло над ее
головой. Лисица очень проголодалась. Она еще раз глянула на тень, но тень
исчезла. Она не исчезла, она просто ушла под лисицу. Пока была лиса, была и тень
— но теперь для лисы она стала абсолютно невидимой. Любой другой мог видеть ее,
но не лисица; тень просто ушла под лисицу.
Именно это происходит с так называемыми религиозными людьми. Они загоняют свои
тени, свое эго, свой гнев, свою жадность, свои амбиции в бессознательное. Но все
это по-прежнему остается в бессознательном, и это гораздо более опасно, потому
что вы не осознаете. Вы думаете: все исчезло.
До того, как мой саньясин начал спорить с У. Г. Кришнамурти, это был просто
великий святой, такой тихий, такой умиротворенный. Когда начался спор, он
испугался, что может быть пойман, он не смог ответить на вопросы, и неожиданно
возник гнев. Может, он и не подозревал об этом гневе, но мой саньясин помог ему!
Он пожелал избавиться от саньясина.
Этот У. Г. Кришнамурти не является подлинным и искренним человеком, — но вы
можете угодить в ловушку из-за того, что он повторяет прекрасные фразы. У него
хорошая память, у него хороший интеллект, но это тень.
Даже сам Джидду Кришнамурти обычно очень сердился при одном виде моих
саньясинов. Я сказал моим саньясинам: Где бы ни выступал Джидду Кришнамурти,
садитесь в первый ряд. В то время саньясины носили красные одежды и малу с моим
портретом, поэтому они сразу бросались в глаза.
В тот момент, когда Джидду Кришнамурти видел, что повсюду мои саньясины, он
забывал, на какую тему собирался говорить. Он принимался осуждать меня и
осуждать саньясу. Этот человек говорил всю свою жизнь об осознанности, — и он
напрочь забывал, о чем собирался говорить. И так бывало не однажды... поскольку
мои саньясины оказывались везде. Где бы он ни собирался говорить — в Лондоне, в
Сан-Франциско, в Бомбее, в Нью-Дели, в Мадрасе — везде мои саньясины были в
первых рядах.
У него была на меня такая аллергия, что, как только он замечал саньясинов, то
совершенно выходил из себя. Несколько раз он даже принимался колотить себя по
голове, приговаривая: Зачем вы приходите сюда? Я против саньясы. А я сказал
моим людям: Смейтесь! Рассердите его как только возможно! Это выявит настоящего
человека, который скрывается позади. Он даже не мог понять, почему это
происходит повсюду, почему он доходит до безумия. Он принимался осуждать меня,
осуждать саньясу, и становился почти неврастеником.
Вид моих смеющихся саньясинов только подливал масла в огонь, и он злился все
больше и больше. Он не мог понять, отчего эти люди не обижаются, но, напротив,
смеются. Саньясины отнимали все его время.
Легко толковать о прекрасных вещах, блистать интеллектом. Кришнамурти был
воспитан теологами особого сорта, — Теософским обществом — в начале этого
столетия оно было всемирной организацией; они прочили Джидду Кришнамурти в
Мировые Учителя.
Никто не может сделать человека Учителем Мира; все подготовленное будет
фальшивым. Они почти замучили его во имя дисциплины. Они взяли его девятилетним,
и с того момента ему не позволялось бывать в мире, ему не позволялось ходить в
общество. Ему беспрерывно вдалбливали писания. Рано утром, в три часа, он должен
был встать, принять холодную ванну и быть к услугам теософов, лидеров движения,
которые декламировали санскритские писания, тибетские писания, дзенские писания.
А он почти засыпал — девятилетний ребенок... И так продолжалось до его
двадцатипятилетия.
Им удалось создать определенную личность — вы можете создать только личность — а
они надеялись, что создали Учителя Мира. Теперь он писал прекрасные поэмы,
замечательные статьи, которые публиковало отделение Теософского общества,
созданное специально ради Джидду Кришнамурти. Эта организация называлась Звезда
Востока, и они публиковали журналы, периодику, литературу, все о Кришнамурти,
создавая в мире определенную атмосферу, чтобы его восприняли как Мирового
Учителя.
Но все это было навязано извне. Джидду Кришнамурти не обладал реализацией, но
был достаточно умен, чтобы постепенно уразуметь все писания. Он был, к тому же,
и честен; У. Г. Кришнамурти не был даже честен.
Наконец, они решили, что Джидду Кришнамурти готов, и созвали мировую конференцию
в Голландии — которая была их крупнейшим центром. Шесть тысяч лидеров
теософского движения из всех стран собрались, чтобы встретить Джидду Кришнамурти
и объявить его Мировым Учителем.
Он взошел на сцену... И то, что он произнес, было поистине историческим случаем
честности: Я не Мировой Учитель. Это был удар по всему теософскому движению.
Это подрывало все движение. Но он полностью ознакомился со всей великой
литературой по мистицизму. Он распустил эту организацию, Звезду Востока,
которая была создана специально для него, вышел из Теософского общества, и вся
его дальнейшая жизнь была реакцией на это.
Он был исполином разума. Это был протест против всех тех, кто заставлял его
делать вещи, неестественные для него. Ему совсем не давали быть естественным.
Ему не разрешалось встречаться с девушками, не разрешалось общаться с обычными
людьми. Ему не разрешили поступить в обычную школу или колледж, у него были
только домашние учителя — чтобы можно было представить его миру как высшее
существо, как будто он пришел как мессия, непосредственно от Бога.
Конечно, если бы он не был честен, он мог бы заявить миру: Я Мировой Учитель.
Он был готов для этого интеллектуально; его память была полностью
запрограммирована. Но поскольку все это было навязанным, это вызвало бунт
глубоко внутри. Он не знал ничего из того, о чем говорил, о чем писал. Он не
знал ничего.
Одна из его лучших книг — У ног мастера. Ее опубликовали, когда ему было
тринадцать или четырнадцать лет, — просто чтобы показать, что даже в
четырнадцатилетнем возрасте он смог создать такую великолепную книгу. Ее написал
не он; она была написана человеком по имени Лидбитер. Лидбитер был одним из его
преподавателей, он был прекрасным знатоком восточных религий.
Я просматривал всю литературу Теософского общества того времени, чтобы узнать
этот стиль, кому принадлежит этот стиль. Лидбитер уже написал много книг,
демонстрирующих большое понимание и эрудицию. Эта книга, которую опубликовали
под именем Джидду Кришнамурти, была написана им, и, возможно, отшлифована
другими. Джидду Кришнамурти даже не помнил, когда он написал эту книгу.
Когда он оставил теософское движение, его спрашивали: Как же насчет книги У
ног мастера, которая стала мировым бестселлером? Это замечательная книга. А он
говорил: Не знаю. Я не помню, чтобы писал это.
Он был честным, но из-за того, что все это навязывались ему, в нем был
постоянный протест, бунт, и всю свою жизнь он прожил с этим чувством. Теософское
движение разрушило этого человека. Он мог бы стать Гаутамой Буддой — у него были
все возможности — но из-за этого протеста он всю свою жизнь сражался с этими
мертвыми учителями, с мертвыми лидерами Теософского общества — Анни Безант,
Лидбитером и другими. Он боролся с этими тенями всю жизнь — против мастеров,
против мистиков, против писаний — но это не пришло как откровение, это пришло
как протест.
Вся его жизнь оказалась напрасной из-за теософского движения. Этот человек
обладал потенциалом Гаутамы Будды; если бы они позволили ему расти естественно,
эта возможность могла осуществиться. Но они разрушили его, и он не смог
избавиться от них. Те тени, с которыми он жил в своем раннем детстве, так
укоренились в нем, что он сражался против них. Он жил в негативном, но нельзя,
живя в негативном, созреть и распуститься, как цветок лотоса.
Таким образом, даже Джидду Кришнамурти не был просветленным, а У. Г. Кришнамурти
— это тень непросветленного интеллектуального гиганта. У. Г. Кришнамурти даже не
интеллектуальный гигант, но он продолжает проповедовать теми же словами, тем же
языком, но пытается скрыть этот факт.
На днях я увидел статью о нем в газете. Корреспондент спросил его: Когда и где
вы стали просветленным? И его ответ был: Я не знаю, когда и где.
Просветление не случается во времени или в пространстве. Когда и где — это
время и пространство. Оно происходит, когда вас нет нигде. Оно происходит, когда
есть вечность, нет времени. Но его ответ может произвести впечатление на многих
людей — люди очень легковерны.
Я намеренно рассказываю об этом случае — поскольку вся интеллигенция Запада
чрезвычайно заинтересована дзен, но ее интерес остается интеллектуальным. Эти
люди написали отличные книги, и мы будем обсуждать в этом Манифесте почти всех,
кто написал книги по дзен.
Мое усилие состоит в том, чтобы вы на самом деле уяснили, что все эти
интеллектуалы, может, и написали самые замечательные книги... я ценю их
эрудицию, я ценю их красноречие, но они не люди дзен — тем более не Мастера
дзен. Потому этот Манифест абсолютно необходим, чтобы весь мир понял: дзен не
относится к уму. Это пространство не-ума.
Я говорил вам, что все религии учат: Отбрось эго. Дзен выходит за пределы это
и за пределы я. Никакая религия, кроме дзен, не приходит к точке выхода за
пределы я, за пределы атмана, за пределы вашего духа, за пределы вашей
индивидуальности. Это дар человеческому сознанию, принесенный абсолютно
уникальным человеком — Гаутамой Буддой.
Дзен — это наивысшее цветение. Каждый Мастер что-то привносил, какое-то новое
измерение, мало-помалу совершенствуя образ Гаутамы Будды. Гаутама Будда —
единственный человек, сказавший: Просто отбрасывание эго не поможет. Оно может
быть легко отброшено, если вы отбросите Бога. Он отбросил Бога — эго исчезло.
Луна исчезла. Отражение исчезло. Он отошел от зеркала, зеркало опустела Его
отражение в зеркале пропало. Он боролся с отражением.
Я слышал об одной уродливой женщине... Ее очень сильно нервировали зеркала -
потому что только зеркала заставляли ее осознавать свое уродство. Без зеркал она
была вполне довольна собой, она была прекрасна. Как только она видела, зеркало —
даже в чужом доме — она тотчас разбивала его. Причина была в том, что зеркало
делало ее уродливой. Эти несчастные зеркала не имели никакого отношения к ее
уродству. Уродливой была она, но она перекладывала ответственность на зеркала,
борясь с зеркалами.
Такова сущность ваших религий: борьба с зеркалами, с тенями, попытка отбросить
эго без отбрасывания Бога. Эго есть просто отражение лжи в маленьком пруду
вашего ума.
Гаутама Будда отбросил идею Бога и был изумлен: как только Бог исчез, исчезло
эго. Оно было просто отражением Бога. Отсюда мое усилие устранить Бога. Не
устранив Бога, вы не сможете устранить эго. Эго тень предельной лжи в маленьком
пруду вашего ума. Потом, когда эго исчезло с Богом, Будда пришел к пониманию,
что даже я должно исчезнуть.
Есть религии, которые имеют Бога, эго и я: иудаизм, христианство, ислам,
индуизм. И есть религии, которые не имеют Бога — даосизм, буддизм, джайнизм — но
в них есть я. Поскольку Бога у них нет, эго исчезает само собой. Теперь все их
усилие направлено на то, чтобы сделать себя чище, благочестивее. Теперь
начинаются усилия другого рода.
Будда единственный человек, который сказал: Если нет Бога и нет эго, то я
тоже произвольно, искусственно. Когда вы углубляетесь внутрь себя, вы внезапно
обнаруживаете, что исчезли в океаническом сознании. Я как такового нет. Вас
больше нет, есть только существование.
Поэтому я называю дзен. по существу, свободой от самого себя. Вы слышали о
других свободах, но свобода от самого себя — окончательная свобода — не быть и
предоставить существованию выражать себя во всей своей спонтанности и
великолепии. Но — существованию, не вам, не мне. Эго сама жизнь танцует — не вы,
не я.
Таков Манифест дзен: свобода от самого себя. И за эти двадцать пять столетий
только дзен оттачивал методы, средства, чтобы заставить вас осознать: вас нет,
я — искусственно, это просто идея.
Когда вы выходите за пределы ума, даже идея я есмь исчезает. Когда я тоже
исчезает, и вы начинаете чувствовать глубокую вовлеченность в существование, без
ограничений — тогда только дзен расцветает в вас. Фактически, это и есть
состояние пробужденного сознания. Но оно не имеет в центре ни я, ни атмана, ни
себя.
Чтобы пояснить вам... Сократ говорит Познай себя. Гаутама Будда говорит:
Познай — просто познай, — и ты не найдешь самого себя. Войдите глубже в свое
осознавание, и чем глубже вы идете, тем быстрее начинает таять ваше я. Быть
может, именно по этой причине ни одна из религий, кроме дзен, не использует
медитацию — ведь медитация будет разрушать Бога, разрушать эго, разрушать я.
Она оставит вас в абсолютном ничто. Лишь только ум заставляет вас опасаться
ничто.
Я получаю вопросы почти каждый день: Почему нас пугает ничто?
Вы боитесь, потому что вы не знаете ничто. И боитесь лишь потому, что вычисляете
интеллектуально: Какой смысл? Если в медитации надо исчезнуть, лучше уж
оставаться в уме. По крайней мере, вы есть — может, иллюзорно, может, просто
идея, но, по крайней мере, вы есть. Какой смысл совершать все это безусильное
усилие просто чтобы исчезнуть в ничто?
ум попросту заставляет вас остерегаться выходить за пределы границ ума, потому
что за пределами границ ума вас больше не будет. Эго будет окончательной
смертью.
Гаутама Будда умирает окончательно, вы умираете только временно. Может, всего
несколько минут, несколько секунд — и вы входите в еще одну утробу. Какие-нибудь
идиоты всегда занимаются любовью, двадцать четыре часа в сутки, по всему миру, и
не нужно далеко ходить — они рядом. Круглосуточно миллионы пар занимаются
любовью, так что любая ближайшая пара... здесь вы умираете и там рождаетесь.
Промежуток очень невелик.
Но просветленный человек, человек, который познал свое ничто, свою не-самость
(no-self), свою анатту, попросту исчезает в космосе.
ум боится, и это кажется логичным, очевидным: какой смысл? Зачем ему делать
такую вещь, в которой он исчезает?
Гаутаму Будду спрашивали снова и снова: Ты странный парень. Мы пришли сюда,
чтобы реализовать свое я, а твоя медитация — это нереализация я.
Сократ был просто великий гений, но ограниченный умом: Познай себя- Нет
себя, чтобы познать его. Таков Манифест дзен, обращенный к миру. Познавать
нечего. Нужно просто быть в единстве с целым. И не нужно бояться...
Подумайте: когда вы еще не родились, разве была какая-нибудь тревога,
какое-нибудь беспокойство, боязнь? Вас не было, не было и проблем. Вы и есть
проблема, начало проблемы, и с вашим ростом возникает все больше и больше
проблем... Но разве были какие-нибудь проблемы, пока вы не родились?
Мастера дзен постоянно спрашивают новоприбывших::
Где вы были перед тем, как родился ваш отец? Вопрос абсурдный, но полный
огромного значения. Они спрашивают вас: Если вас не было, не было и проблемы.
Так о чем же беспокойство? Если ваша смерть становится окончательной смертью, и
все границы исчезают, вас не будет, но будет существование. Танец будет, а
танцора не будет. Песня будет, но певца не будет.
Испытать такое возможно лишь опустившись глубже, за пределы ума, до самой
глубины вашего существа, к самому истоку жизни, откуда проистекает ваша жизнь.
Внезапно вы понимаете, что ваш образ себя был произвольным У вас нет образа, вы
беспредельны. Вы жили в клетке. Как только вы поняли, что ваши истоки
беспредельны, внезапно клетка исчезает, и вы можете расправить свои,крылья и
исчезнуть в голубом небе. Это исчезновение и есть анатта, „это исчезновение и
есть свобода от самого себя. Но это возможно не через интеллект, это возможно
лишь только через медитацию. Дзен — это другое название медитации.
Сотни замечательных книг появились на Западе после очень странного человека, Д.
Т. Судзуки, представившего дзен Западу. Он дал первый толчок, но он не был ни
Мастером дзен, ни даже человеком дзен. Он был большим ученым, и его импульс
дошел до интеллигенции всех стран. Он немедленно получил огромный отклик.
Когда старые религии разрушаются, особенно на Западе... От христианства осталось
лишь название, его империя рассыпалась. Христиане пытаются задержать распад, но
это невозможно. Оно распадается, и вакуум с каждым днем становится все больше и
больше, как бездонная глубина, которая вызывает тошноту.
Книга Жан-Поля Сартра Тошнота очень показательна. Стоит вам увидеть эту
бездонную яму, эту бессмысленную жизнь — что вы совершенно произвольны, ненужны,
случайны, — и вы утрачиваете всякое достоинство. И чего вы ждете? — Ждать
нечего, впереди только смерть. Это вызывает огромную тревогу: Мы никчемны...
никто не нуждается в нас... существование безразлично.
В этот самый момент на западном горизонте появился Д. Т. Судзуки. Он был первым
человеком, заговорившим о дзен в западных университетах, колледжах, и он
чрезвычайно привлекал разумных людей, потому что они потеряли веру в Бога, они
разуверились в Святой Библии, они потеряли веру в Папу.
Как раз сегодня около дюжины немецких епископов собралось, чтобы заявить: Папа
перешел все пределы, его беспрерывная проповедь против контроля рождаемости
подводит человечество к черте, за которой половине мира предстоит умереть
голодной смертью; Папу больше никто не должен слушать.
Это чистый бунт. Эти двенадцать епископов из Германии сформировали комитет, они
собирают все больше и больше епископов, чтобы восстать против Папы и заявить,
что он не является непогрешимым. История показывает, что папы и архиепископы
ошибались. Ведь именно идея о непогрешимости Папы сделала его абсолютным
диктатором. Теперь это невыносимо.
В начале этого столетия, особенно в богатых странах запада, началось кипение
энергии против всех старых религий. В бедных странах у людей нет времени; им не
хватает даже пищи, им нечем прокормиться. Все их время уходит на добывание пищи,
одежды, крова. Они не могут обсуждать великие проблемы жизни, они даже не
представляют их. Пища, — вот вопрос, — а не Бог!
Вот почему бедных так легко обратить в христианство
— просто обеспечивая пищей, просто давая им кров, обслуживание. Но они не
обращены в христианство. Они попросту не интересуются Богом. Их не интересует
никакая вера — главное для них то, что они голодны и умирают от .истощения!
Когда вы голодны и умираете от истощения, вы не думаете о Боге, вы не думаете о
преисподней и небесах. Главное, о чем вы думаете, это где достать хлеба с
маслом. И если кто-нибудь даст вам хлеб и масло с условием, что вы должны быть
католиком, вы согласитесь: это лучше, чем помирать с голоду.
Поэтому бедные страны все больше и больше становятся католическими, все больше и
больше становятся христианскими. Однако на самом западе христианство утрачивает
свою паству. Не более двадцати пяти процентов людей посещают церкви. Семьдесят
пять процентов людей полностью разочарованы. Эге двадцать пять процентов в
большинстве женщины, и ходят туда они по особой причине: это единственное место,
где вы можете посплетничать, встретиться с другими женщинами и увидеть, у кого
лучше одежда, шуба, драгоценности, машина. Церковь
— это единственный клуб, куда допущены женщины- Все остальные клубы — это
мальчишеские клубы, где старые мальчики разговаривают о женщинах, но женщин туда
не допускают.
Даже на приемах, как только обед закончен, женщины удаляются в отдельную комнату
и оставляют мальчиков одних- Мальчики будут пить, кричать, драться и нести
всякую чепуху, которую не могут сказать перед женщинами, поскольку они немного
смущаются. Поэтому женщины удаляются. И это хорошо, потому что у женщин свои
сплетни: кто в кого влюбился. Пусть мальчики занимаются своим делом, а старые
девочки займутся своим,
Церковь — это единственное место, в котором все религии позволяли женщинам
собираться; все прочие социальные организации их бойкотировали. Они не могли
быть членами многих организаций, многих клубов; все было ориентировано на
мужчину. Сфера женщины, ее территория — это дом. Ее нужно ограничить этой
территорией. Поэтому церковь была единственной отдушиной; они ждут воскресенья.
Вот почему эти двадцать пять процентов — женщины. Туда может зайти несколько
мужчин — те, которые боятся оставлять своих жен одних и те, которые ищут новую
подружку. Но это не имеет ничего общего с религией.
Д. Т. Судзуки проявился на Западе с новым подходом к существованию. Он привлекал
людей, потому что был человеком огромной учености, глубокой эрудиции, и он
принес западному уму совершенно новую концепцию религии. Но она осталась
концепцией, она осталась умственным аргументом, она не шла глубже этого,
Параллель существует в Китае. Китай уже был обращен в буддизм до прихода
Бодхидхармы. Бодхидхарма прибыл туда четырнадцать веков назад, но философия и
религия Гаутамы Будды достигли Китая две тысячи лет назад, за шестьсот лет до
Бодхидхармы. За эти шестьсот лет ученые обратили в буддизм весь Китай.
В те дни было очень легко обратить целую страну. Вы попросту обращали
императора, потом обращался весь его двор, потом вся армия, потом вся
бюрократия. А когда император, вся бюрократия с армией и все так называемые
мудрые люди императорского двора были обращены, массы просто следовали за ними.
Массы никогда ничего не решали самостоятельно. Они просто смотрели на людей,
которые провозглашали себя великими — властными, разумными, богатыми. Если эти
люди обращены, массы просто следуют за ними.
Итак, за эти шесть столетий в Китай прибыли тысячи буддийских ученых, и они
обратили Китай — императоров, губернаторов. И, тем не менее, это не было
подлинным посланием Гаутамы Будды. Несмотря на то, что Китай стал буддистским.
Будда еще не появлялся.
Бодхидхарма был послал его мастером; это была женщина. Она сказала: Ученые
подготовили путь, теперь иди ты. Ты чрезвычайно необходим там. Бодхидхарма был
первый буддой, вошедшим в Китай, и он принес совершенно другой взгляд — не из
ума, но из не-ума.
Запад полностью созрел для Манифеста Дзен. Д. Т. Судзуки, Алан уотс и многие
другие — мы будем обсуждать каждого — подготовили почву интеллектуально. Теперь
нужен только Бодхидхарма, нужен Гаутама Будда или Махакашьяпа — кто-то, для кого
дзен не просто философия, но реальное переживание не-самости, действительное
переживание вхождения в ничто.
И когда вы войдете в ничто, вы будете удивлены:
бояться нечего. Это ваш истинный дом. Теперь вы можете праздновать, потому что
нет ничего больше, чем эта тайна. Это ничто отворяет все двери. Пока вы
ограничены личностью, сама идея разделения с существованием поддерживает ваше
несчастье.
Вы должны найти подходы — а эти подходы могут быть легко обнаружены лишь когда у
вас есть кто-то, кто уже путешествовал по пути, кто знает, что ничто не является
чем-то пустым. В действительности, исчезая, вы не исчезаете, вы становитесь
целым. С этой стороны кажется, что вы исчезаете; с той стороны это выглядит,
будто вы становитесь целым. Спросите каплю росы.
Я рассказывал вам о Кабире...
Когда он впервые вошел в это ничто, он сразу же написал прекрасное
стихотворение, в котором есть фраза:
Капля упала в океан. Его слова поистине прекрасны:
Херат, херат хей сакхм, рахья Кабир херайи — О друг мой, возлюбленный мой, я
пустился в путь — искать самою себя, но случилось нечто странное, имеете того,
чтобы найти себя, я исчез — совсем как капля исчезает в океане,
Бунда самани самунда мен со кат хери джайи — Капля исчезла в океане, возможно ли
найти эту каплю вновь?
Таким было его первое переживание. Потом он стал больше и больше осознавать
океан и забыл вовсе о капле. Перед смертью он позвал своего сына, Камаля. Кабир,
несомненно, дал ему правильное имя. Камаль значит чудо
— и сын Кабира был, безусловно, чудом. Он позвал Камаля и сказал: Скоро я
покину тело. Прежде чем я уйду, ты должен исправить одно из моих стихотворений.
Всего лишь небольшое исправление...
Я написал: Бунда самани самунда мен — капля вошла б океан. Ты должен изменить
это. Просто переставь слова. Самунда самана бунда мен — океан исчез в капле —
потому что теперь я познал это с другой стороны.
Мой первый опыт был на этом берегу; теперь я говорю с дальнего берега, из
запредельного. Теперь я знаю:
не капля упала в океан, это океан упал в каплю.
Камаль сказал ему: Я всегда сомневался по поводу этой строки. Могу показать
тебе свой вариант.
И он показал Кабиру. Он уже вычеркнул эту строку.
Кабир сказал: Ты действительно камаль. Ты — чудо. Ты узнал это прежде меня.
Строка была вычеркнута. Камаль сказал: Я подозревал с самого начала, что это
утверждение новичка, первое утверждение, когда он увидит ничто. Но когда он
превращается в это ничто, это утверждение становится абсолютно неверным. Теперь
к тебе возвращается разум, перед смертью ты пришел в себя, и я рад, что ты
больше не новичок, ты стал частью целого.
Потом он написал новую строку; Океан исчез в капле.
Я говорил вам, что Кабир назвал своего единственного сына Камаль — чудо,
потому что юноша был, безусловно, человеком необычным. В каком-то смысле даже
Кабир сердился на него, поскольку тот обычно задавал вопросы, на которые не мог
ответить даже Кабир. И это всегда происходило в присутствии тысяч последователей
Кабира. Его собственный сын вставал и приводил его в большое замешательство,
потому что он не мот ответить на вопрос.
Однажды он очень разгневался — очевидно, это случилось перед его просветлением —
и сказал Камалю:
Буда ванш Кабир ка — Моя семья заканчивается на мне, Камаль!
Он подразумевает под моей семьей то же самое, что люди дзен называют своим
наследством, своей семьей, своими Мастерами. Они говорят не о своих родителях.
Кабир сказал: Моя семья оканчивается на мне. Я тебе не доверяю.
Камаль ответил: Если ты не можешь доверять мне, ты не можешь доверять себе. Но
поскольку ты отрекся от меня, заявив так, я не останусь в твоем доме. Я построю
маленькую хижину рядом, и когда легковерные люди будут возвращаться от тебя
домой, я смогу депрограммировать их.
Он поселился напротив дома Кабира, а так как каждый знал, что он был сыном
Кабира, то, покидая Кабира, они заходили почтить и его сына.
Даже император Варанаси был приверженцем Кабира. Кабир был бедным человеком,
ткачом. Однажды, когда император Варанаси несколько дней не видел Камаля — а он
почти каждый день приходил слушать Кабира и видел, что Камаля нет — он спросил
Кабира: А где Камаль?
Кабир сказал: Это печальная история. Я так рассердился, что сказал ему, что моя
семья оканчивается на мне, и он сразу же ушел, заявив: Если твоя семья
оканчивается на тебе, я больше не принадлежу к твоей семье. Он поселился
отдельно, как раз напротив меня, и беспокоит моих учеников. Это просто нож в
сердце! Теперь он ушел от меня, так что я даже не могу ему ничего сказать. Он
сидит и сидит там.
Император Каши сказал (Каши это старое название Варанаси): Пойду схожу к нему;
но что у вас за проблема?
Кабир отвечал: Тысячи проблем. Люди приходят с деньгами, алмазами, изумрудами и
всевозможными ценностями, а мне они не нужны, поэтому я отказываюсь от них. А он
сидит прямо рядом со мной и говорит этим людям: Хорошо, если он отказывается,
несите их мне. Не очень-то это хорошо; вы хотели преподнести что-то, но вас
отвергли. Приносите их мне!
Так что я отказываюсь, а он постоянно собирает. Я сказал ему, что это
неправильно, но он заявил: Подумай о себе. Я сам знаю, что хорошо и что плохо.
Не приказывай мне! Я не твой ученик, я твой сын!
Тут император сказал: Не беспокойся, я схожу и проверю.
И он принес с собой самый большой алмаз и сказал Камалю: Я принес тебе в дар
самый дорогой алмаз в стране.
Тот сказал: Можешь заложить его в бамбуковую крышу моей хижины. Если никто не
заберет его, он останется там. Время от времени я смогу убедиться, что в моей
хижине лежит такой дорогой камень. Здесь не так много украшений.
Император подумал: Кабир, похоже, прав, он очень ловок и хитер. Он не берет
его, но говорит мне: Положи его там. Если никто не заберет, я буду
наслаждаться, разглядывая его. А как только я выйду, он заберет его наверняка.
Итак, император отсутствовал целую неделю, не приходил.
Через неделю он пришел и спросил Камаля: Где же тот алмаз?
Камаль отвечал: Если кто-то взял его, то его нет; в противном случае, он должен
быть на крыше. Ты сам положил его, так что легко найдешь его. У меня не было
возможности посмотреть на него. Я смотрю внутрь, а твой алмаз снаружи.
Император сказал: Великолепно!
Он посмотрел и нашел алмаз точно там, где вложил его в крышу. Он рассказал
Кабиру: Ты ошибаешься. Твой сын на самом деле чудо. Я думал, что он дурачил
меня, обманывал меня, но он даже не взглянул на алмаз, не говоря уже о том,
чтобы касаться его. Он сказал мне: Если кто-нибудь взял его, тогда я не могу
знать об этом, потому что гляжу внутрь. Кто угодно может взять его. В хижине нет
стражи, нет двери. Иногда мне нужно сходить к Гангу для омовения, и любой может
взять его. Поэтому, если он все еще там, ты найдешь его. И я нашел его; он был
там. Он даже не взглянул на него. Так что вся твоя идея ошибочна. Твоя идея, что
его интересует богатство, абсолютно неверна.
В конце концов Кабиру пришлось отправиться в хижину и попросить Камаля: Прости
меня, возвращайся. Я ошибался. Ты просто испытывал меня — рассержусь я или нет —
и я действительно рассердился. Я полагал, что в тебе была жадность.
Камаль сказал: Я — твоя кровь, твоя плоть, сама твоя сущность. Как ты мог
вообразить, что я жадничаю? Ты рассердился и выдал себя: все твое учение — не
гневаться, не жадничать — поверхностно.
Это не твое дело. Если я беру вещи, почему это тебя интересует? Вероятно,
жадность есть в тебе. Твоя жадность в любой момент может выйти наружу — точно
так же, как и гнев. Если бы в тебе не было жадности, ты бы попросту
свидетельствовал, что Камаль берет вещи, вот и все. Это дело Камаля —
позаботиться о своей собственной сущности, это не твое дело. Я не твой ученик. Я
сам Мастер.
Кабир заглянул в себя и согласился с Камалем:
Наверное, ты прав. Моя заинтересованность и злость на то, что ты собираешь
деньги, демонстрирует мою жадность — не твою жадность, демонстрирует мой гнев —
не твой гнев. До чего же радостно ты уходил, коснувшись моих стоп, со словами;
Если ты говоришь, что твоя семья оканчивается на тебе, тогда новая семья
начинается с меня.
И он убедил Камаля вернуться в семью. Он был преемником Кабира, гораздо более
великим человеком, гораздо более осознающим, алертным, гораздо более
сознательным. Но, как ни странно, помнят именно Кабира. Он организовал религию
своих последователей — Кабир Пантх — Путь Кабира. У Камаля нет ничего. Он не
создал никакого движения. Несмотря на то, что сотни людей слушали его, он
оставался только другом. Он помогал им, делился своим светом, но никогда не
давал никакой дисциплины, никаких заповедей, никаких принципов движения.
Когда вы познаете медитацию, вы не должны никому следовать. Ваши глаза открыты,
и ваш собственный свет освещает ваш путь; и все хорошее и правильное случается
без выбора. Вам не приходится делать этого — вы не можете делать иначе.
В течение шестисот лет в Китае буддизм был только интеллектуальным упражнением,
гимнастикой. Но когда Бодхидхарма пришел в Китай, он полностью изменил понятие о
дзен. Люди говорили о дзен, как будто это одна из философий — а это не так; как
будто это одна из религий — а это не так. Это бунт против ума, а все ваши
религии и философии — часть ума.
Это единственный бунт против ума, против личности, единственный бунт, сметающий
все ограничения, которые держат вас в тюрьме, и дающий квантовый скачок в ничто.
Но это ничто очень живое. Это жизнь, это существование. Это не гипотеза. А когда
вы прыгаете, первое переживание — это то, что вы исчезаете. Последнее
переживание — то, что вы становитесь целым.
Несколько вопросов.
Первый вопрос:
Почему такое множество западных интеллектуалов с головой ушло б исследование
дзен?
Они чувствовали огромный вакуум, и они хотели заполнить этот вакуум. Вы не
можете жить в вакууме. Вакуум пуст, и из-за этой опустошенности жизнь делается
унылой, серьезной.
Все религии заполняли ваш вакуум ложью. Теперь эта ложь разоблачена. Наука
многое сделала для разоблачения этой лжи, и великие медитирующие, мистики всего
мира проделали огромную работу по разоблачению всевозможной религиозной лжи.
Современный человек находится в странном положении: старое рухнуло, оно было
обманом, а новое еще не настало. Поэтому возник разрыв, интервал, и западная
интеллигенция старается подыскать что-то такое, что не будет снова ложью, что не
будет просто давать вам утешение, но то, что будет трансформировать вас, то, что
принесет глубокую революцию в само ваше существо.
Безусловно, дзен — это правильный подход к существованию, предельная истина. Без
веры во что-нибудь, не будучи последователем или верующим, вы просто вступаете в
свое внутреннее пространство, вы вступаете в необъятное ничто целого. И это то
самое ничто, откуда вы пришли и куда уйдете снова.
Когда источник и цель станут одним, у вас появится великое празднование. В этом
праздновании не будет вас, но все существование примет в нем участие. Деревья
будут осыпать вас цветами, птицы будут петь песни; океаны и реки — все будут
радоваться.
Все существование становится вашим домом в тот миг, когда ваше сердце тает во
вселенском сердце. Именно здесь случается дзен, В этом таянии во вселенной вы
возвращаетесь к изначальному истоку, свежему, вечному, безвременному,
безграничному. Единственное, что необходимо — это свобода от себя. В этом
сущность дзен.
Вы слышали о многих свободах: политической свободе, психологической свободе,
экономической свободе — есть много видов свободы. Но дзен — это наивысшая,
предельная свобода: свобода от самого себя. Ее нельзя принять на веру, ее нужно
пережить. Только тогда вы знаете. Это вкус. Любой скажет, что сахар сладок;
однако, если вы не пробовали сахар, вы услышите слово сладкий, но не поймете,
что это такое. Единственный способ дать вам понять — это если кто-то положит
сладкое вам в рот.
Функция мастера дзен — заставить вас пережить ничто или, другими словами,
привести вас к вашему собственному ничто. Мастер изобретает методы, а когда они
становятся старыми и рутинными, он отбрасывает их, он находит новые методы,
новые пути.
Двадцать пять веков прошло с тех пор, как Гаутама Будда без единого слова отдал
цветок лотоса Махакашьяпе и сказал собравшимся: Я сказал вам все, что мог
сказать. То, что я сказать не могу — хотя и хочу, но это просто невозможно, — я
передаю Махакашьяпе. Лотос был просто символом: пока вы не раскроетесь, как
цветок лотоса на раннем утреннем солнце, когда капли сверкают жемчужинами на
лотосовых листьях... Это безмолвная передача лампы. Ничего не говорится.
Махакашьяпа в первый раз приблизился к Будде, взял цветок лотоса, коснулся его
стоп, возвратился и молча сел под своим деревом. Махакашьяпа — первый патриарх
дзен.
Так что по своей родословной дзен, семья дзен — это ответвление, очень тихое
ответвление буддизма. Они любят Гаутаму Будду, потому что на самом деле дзен
родился из его исчезновения. Он передал его Махакашьяпе, а потом на Махакашьяпе
лежала ответственность за то, чтобы находить людей, которым он мог бы передать
его.
Таким образом, с того самого момента, двадцать пять веков назад, он передается
без всяких произвольных средств, без всяких слов, от мастера к ученику: от того,
кто пришел домой, к тому, кто просто блуждает вокруг и не может найти дороги.
Мастер действует как друг. Он берет вас за руку и выводит на верный путь,
помогает вам открыть глаза, помогает вам справиться и превзойти ум. Как раз
тогда, когда открывается ваш третий глаз, вы начинаете смотреть вовнутрь. Когда
вы смотрите вовнутрь, работа мастера закончена. Теперь дело за вами.
Вы можете проскочить тот небольшой промежуток между своим умом и не-умом за одно
мгновение, через огромную интенсивность усилия. Либо вы можете путешествовать
медленно, нерешительно, останавливаясь, пугаясь того, что вы теряете
определенность своего ума, теряете определенность своей индивидуальности, что
все границы исчезают. Что вы делаете? На миг вы можете подумать: Вдруг это
приведет к развалу, вдруг ты не сможешь снова возвратиться к уму? И кто знает,
что там ждет впереди? Все исчезает...
Если вы уделяете слишком много внимания вещам, которые исчезают, вы можете
остановиться от страха. Мастер все время фокусирует ваш ум на вещах, которые
происходят, — не на вещах, которые исчезают. Он постоянно побуждает вас смотреть
на блаженство, замечать тишину, которая нисходит на вас. Смотрите: какой покой,
какая радость, какой восторг. Он беспрерывно подчеркивает то, что происходит, а
не то, что уходит: тревога, отчаяние, боязнь, мука — он не дает вам даже
заметить их. То, что исчезает, не стоит удерживать. Продолжайте смотреть на то,
что появляется из ничто.
Итак, вы набираетесь смелости, становитесь более дерзновенны. Вы знаете, что
ничего плохого не случится. С каждым дюймом движения происходит что-то большее.
И наконец, когда вы вступаете в самый источник своего существа, центр своего
существа, целая вселенная опускается на вас, — точно как сказал Кабир перед
смертью: Целый океан упал в каплю.
Если вы пережили эту красоту, этот восторг, это божественное опьянение, зачем
вам индивидуальность? Кому нужна личность? Что дала вам личность, кроме тревоги,
кроме ада? А это ничто настолько чисто, неограниченно. В первый раз вы
обнаруживаете бесконечность, вечность, — и все тайны существования внезапно
отворяют свои двери перед вами. И они продолжают отворяться... дверь за
дверью...
Нет конца этому путешествию, это бесконечное странствие. Вы всегда достигаете,
достигаете и достигаете, но вы никогда не прибываете. И каждый миг вы идете все
глубже в блаженство, в восторг, в истину, и не бывает полной остановки.
Манифест дзен абсолютно необходим, потому что все старые религии разваливаются;
и прежде чем они развалятся и человечество окажется в полной растерянности, дзен
должен быть распространен по всей земле. Прежде, чем старый дом рухнет, вы
должны создать новый дом.
И на этот раз не совершайте той же самой ошибки. Вы жили в доме, которого не
было, поэтому вы и страдали от дождя, зимы, солнца — ведь дом был только
воображением. На этот раз действительно войдите в свой подлинный дом, а не в
какой-то рукотворный храм, некую созданную человеком религию. Войдите в
собственное существо. Зачем быть все время копией?
Это время чрезвычайно важно. Вы родились в самый удачный момент, когда старое
утратило свою весомость, свою доказательность, когда старое висит на вас только
потому, что вам недостает смелости выйти из тюрьмы. А между тем двери открыты —
фактически, никаких дверей никогда и не было, поскольку дом, где вы живете,
полностью воображаемый. Ваши боги — воображаемые, ваши священники —
воображаемые, ваши святые писания — всего лишь игра воображения.
На этот раз не совершайте той же самой ошибки. На этот раз человечество должно
совершить квантовый скачок от старой ветхой лжи к свежей, вечно новой истине.
Это и есть Манифест дзен.
Второй вопрос:
Д. Т. Судзуки, человек, который открыл, дзен для западной интеллигенции,
говорил- Дзен надо хватать голыми руками, без перчаток. Не мог бы ты это
прокомментировать?
С рациональной стороны его утверждение прекрасно. Дзен следует понимать,
хватать голыми руками, без перчаток. Он подразумевает, что в мир дзен нужно
входить без всяких убеждений, без всяких гарантий, без всяких страховок, без
всяких перчаток. В дзен следует входить с голыми руками, нагими.
Но это утверждение все еще интеллектуально. Он не был ни мастером дзен, ни даже
человеком дзен. Если бы он был мастером дзен, он не сказал бы так- Мастер дзен
не может сказать, что дзен надо схватить. Дело не в том, чтобы схватить. Это
старый язык ума, язык покорения природы. Теперь он завоевывает дзен.
Дзен — это ваша реальность. Кого вы собираетесь хватать? Кого собираетесь
завоевывать? Вы и есть дзен.
А что он подразумевает под голыми руками? Руки туда не дотянутся — ни голые,
ни в перчатках. Руки символизируют движение наружу, они всегда указывают вовне.
Все ваши чувства открыты ко внешнему, все они экстравертны. Ваши уши слышат
звук, который приходит снаружи, ваши глаза видят краски, свет, который приходит
снаружи, ваши руки все время хватают — то, что снаружи вас. Ни одно из ваших
чувств не может добраться внутрь. Для внутреннего есть другое восприятие —
третий глаз. Там нет рук.
Между вашими бровями, точно посередине, есть место, которое может смотреть
внутрь. Когда вы закрываете глаза, пытаясь заглянуть внутрь, устремляясь к
своему центру, вы постоянно наталкиваетесь на третий глаз. Поскольку он не
открывался многие века, он разучился открываться. Поэтому, ежедневная
медитация... и однажды вы вдруг обнаружите — третий глаз открылся, и путь чист и
абсолютно ясен. Вам надо просто пойти к центру.
Так что никаких рук нет, и дело не в завоевании. Это ваша природа. Сама идея,
что дзен надо овладеть, создает двойственность: вы — человек, который намерен
овладеть дзен, а дзен — нечто отличное от вас. Это создает двойственность.
Именно поэтому мне абсолютно ясно, является ли человек просто интеллектуалом или
обладает опытом. У меня свой четкий критерий, по которому я определяю: этот
человек говорит только от ума. Как бы ни был умен Л- Т. Судзуки, я говорю вам:
он не мастер, он все еще живет в двойственности.
ум двойственен, он всегда разделяет вещи на противоположности: завоеватель и
завоеванное, наблюдатель и наблюдаемое, объект и субъект, день и ночь. Он
постоянно разделяет вещи, которые неразделимы. День неотделим от ночи; рождение
неотделимо от смерти. Это одна энергия. Но ум все делит на полярности,
противоположности. В существовании нет противоположностей; все противоречия
являются лишь кажущимися. В глубине все противоречия сходятся.
Поэтому, когда кто-то говорит: Хватай, завоевывай, — он по-прежнему говорит
языком ума и по-прежнему насильственен. Его слова выдают это.
Дзен не должен быть ни объектом, ни субъектом. Это трансцендентальный опыт.
Всякая дуальность превзойдена:
наблюдатель и наблюдаемое становятся одним, познающий и познаваемое становятся
одним. Так что вопрос не в завоевании или хватании, вопрос в том, чтобы
расслабиться внутри самого себя.
Это не сражение и не война, это чистое успокоение, глубокое погружение внутрь
своего покоя. И когда вы погружаетесь все глубже и глубже, вы обнаруживаете, что
таете. В тот миг, когда вы приходите к единству с существованием, вы достигли
своей природы. Это возможно только через расслабление, через покой.
Утверждение Судзуки рационально, но не экзистенциально, а дзен — это
единственный экзистенциальный подход в мире.
Небольшая биографическая справка:
Однажды, во время путешествия Танка Теннен остановился на ночь в храме.
Вы знаете смысл слова Теннен, — это означает абсолютно естественный.
Дзен — это ваша природа; известно вам это или нет, не имеет никакого значения.
Если вы знаете, то не будете спотыкаться попусту, не будете снова и снова падать
в одни и те же ямы. Если вы знаете, то будете идти как зрячий человек. Если вы
не знаете, то будете идти, не закрытыми глазами. Всю свою жизнь вы будете
терпеть ненужное страдание, напряжение, тревогу. Но по отношению к вашей
внутренней природе это безразлично. Вы являетесь буддой все время — спящим,
бодрствующим — известно вам это или нет. Если известно, жизнь становится
блаженством. Если неизвестно, жизнь становится страданием.
Так что это просто вы. Если вы готовы погрузиться глубоко внутрь себя, пребывая
в глубоком покое... Это не победа, это просто воспоминание, что буддовость
является вашей природой, вашей дхаммой.
Танка Теннен остановился на ночь в храме. Было так холодно, что он разложил
костер из одной деревянной статуи Будды. Когда на следующее утро храмовые монахи
стали стыдить его, Танка объяснил, что сжег статую, чтобы собрать кости Будды.
Разве могут быть кости у деревянной статуи? — спросил монах Танку Теннена.
Тогда почему вы ругали меня? — ответил Танка.
Только человек огромной проницательности, только человек, который знает свою
природу будды, может сжечь ночью статую Будды. Ночь была очень холодной,
настоящий будда страдал от холода, а ненастоящий будда стоял на пьедестале;
поэтому он взял одну из статуй — это была деревянная статуя, — сжег ее и был
вполне доволен.
Утром, когда монахи из храма обнаружили, что он сжег статую Будды, очевидно, они
сильно разгневались. Что ты за человек? Мы думали, ты мастер дзен, а ты
уничтожил одну из самых ценных статуй Будды. С какой целью?
Он сказал: Ночью было очень холодно. Он просто демонстрировал этим монахам:
Вы забыли свою природу будды и поклоняетесь статуям, созданию человека. Будды,
поклоняющиеся статуям из дерева, камня или мрамора — это же абсурд! В какой
духовной спячке вы находитесь? Неужели вы совершенно забыли, кто вы?
Он сказал: Ночь была холодной, и будда очень сильно замерз. Как раз рядом сидел
фальшивый будда. Я сжег статую; это было всего лишь дерево. Чтобы прояснить
окончательно, он сказал: Я пытался найти кости Будды.
В мире Будды кости будды называются цветами. Когда будда пробуждается, даже его
кости — уже не кости, поэтому их больше не называют костями, они упоминаются как
цветы. Постепенно это широко распространилось в Индии, так что теперь чьи угодно
кости, когда кто-то умирает...
В Индии тело положено сжигать на погребальном костре, а на третий день, когда
огонь совершенно погас и тело полностью сожжено, родственники и друзья идут к
месту сожжения, чтобы собрать цветы. Это такое выражение. Они идут собирать
кости. Эти кости нужно погрузить либо в реку, либо в океан, чтобы они обрели
вечный покой — но их не называют костями.
Именно кости Гаутамы Будды впервые были названы цветами. Как можете вы сказать,
что кости Гаутамы Будды — это просто кости? В этом теле жил выдающийся
пробужденный человек: это тело излучало великолепие, блаженство, возникающее из
ниоткуда. Вот почему Будда и произнес: Именно это тело — будда, и именно эта
земля — лотосовый рай.
Когда вы знаете свое ничто, оно излучает свет. Даже ваши кости, ваши глаза,
кожа, — все принимает новую грацию, новую роскошь, новое величие. Ваши слова
становятся золотыми, ваше молчание становится так драгоценно — беззвучная песня.
Даже когда Будда просто идет, его тело выражает его пробужденное состояние. Если
будда смотрит вам в глаза, его глаза выражают окончательную истину. Говорит ли
он что-нибудь или нет, он непрерывно распространяет вокруг себя определенную
энергию. Он излучает сияние предельного блаженства.
Поэтому, естественно, если такой человек, как Гаутама Будда, стал просветленным,
когда ему было сорок два года, и прожил потом еще сорок лет — сорок лет Будда
находился внутри этих костей, этой плоти и кожи — возможно ли, чтобы эти кости и
кожа не подверглись воздействию той же потрясающей метаморфозы? Отсюда и
произошло выражение цветы.
Человек, переводивший это, забыл. Он просто говорит, что Танка Теннен сказал:
Мне надо было сжечь статую, чтобы взять кости Гаутамы Будды — не цветы. Но
когда меняется ваше сознание, меняется все. Все становится потрясающе
прекрасным.
Он просто провоцирует этих монахов, загоняет их в угол. Главный священник храма
тут же вынужден сказать:
Разве могут быть кости у деревянной статуи? Как могла деревянная статуя
содержать цветы?
Танка сделал свое дело. Он говорит, что деревянная статуя — это не Будда; она не
имеет даже костей, она не имеет даже цветов Будды. Это просто дерево, которому
придали определенную форму. Вы придали форму дереву, но вы не можете сделать его
буддой.
И когда монахи оказались в тупике, Танка сказал:
Тогда почему вы ругали меня? Тогда почему вы рассердились на меня?
Есть много версий этой истории. Вот версия, которую я люблю — и я не знаю, есть
ли она в писаниях или нет — я не знаю, откуда я взял ее, но я абсолютно уверен,
что это правильная версия.
Танку Теннена обнаружили не утром, — была полночь, когда священники увидели
огонь, зажженный в храме, потому что они спали в храме. Вбежал главный
священник: Ты что, рехнулся? Что ты делаешь? Ты сжег одного из моих самых
ценных будд!
Тогда Танка взял свой посох — а будда уже почти сгорел — и своим посохом
принялся искать в пепле будды цветы. Главный священник воскликнул: Что ты
делаешь? Тот сказал: Я ищу цветы Будды. Я слышал, что у Будды есть кости, и
его кости обращаются в цветы. Я разыскиваю эти цветы.
Главный священник рассмеялся. Он сказал: Ты и вправду безумен. Это была всего
лишь деревянная статуя, это был не будда!
А Танка Теннен ответил: Ага! Так это был не Будда! Ночь все-таки долгая и очень
холодная, а у вас столько деревянных статуй; принесите-ка еще одну или две.
Главный священник сказал: Ты очень опасный тип! Я не могу позволить тебе
оставаться в храме. И он среди ночи выставил Танку Теннена из храма. Была
холодная зима, стояла стужа, и Танка Теннен сказал: Что ты делаешь? Ты
— мой главный священник, и ты выбрасываешь меня вон. Чтобы сохранить свои
деревянные статуи, ты выбрасываешь будду!
Но главный священник не слушал, он просто вытолкал его и запер двери.
А поутру, когда он открыл двери, Танка Теннен сидел у обочины дороги под
верстовым столбом. Он собрал немного диких цветов, положил эти цветы на камень и
сидел там, распевая прекрасную мантру, которую ученики Будды обычно
декламировали перед ним: Буддам шаранам готами
— припадаю к стопам Будды; Саюхам саранам гаталш — припадаю к стопам тех, кто
составляет коммуну пробужденного; Азсаммам саранам готами — припадаю к стопам
окончательной истины.
Священник сказал: Послушай, ты сжег моего Будду
— это поступок ненормального. Теперь ты ведешь себя еще более безумно. Это же
верстовой камень — не Будда; а ты кладешь на него цветы и припадаешь к нему!
Танка Теннен проговорил: Это одно и то же — просто предлог. Для тебя предлог —
деревянная статуя, для меня — этот камень. Будда притаился в этом камне. Если
какой-нибудь скульптор уберет все ненужное, Будда появится. Любой предлог
годится. Я сжег один из ваших предлогов, и вы так разгневались. Это точно то же
самое, что и ваша деревянная статуя; и в этом камне тоже нет костей Будды.
Я просто хотел... под ранним утренним солнцем... и этот прекрасный ветерок,
цветы, благоухающие вокруг, и птицы со своим радостным щебетом... Я должен
высказать свою благодарность человеку, который является истоком моей семьи. Без
него, возможно, не было бы стольких просветленных людей.
Гаутама Будда начал новую главу в сознании человечества. Само собой, я припадаю
к его стопам, я припадаю к истине, которую он открыл, и я припадаю к стопам тех,
кто стал просветленным благодаря тому, что он поделился светом. Я не был бы тем
светом, что я есть сейчас, если бы Будда не передал Махакашьяпе в цветке лотоса
то, что не может быть высказано. Я выражаю свою благодарность величайшему
человеку в истории человечества, который поднялся над умом.
Это, я знаю, верная история. Если вы не найдете ее в писаниях, исправьте их. Где
бы вы ни нашли такие писания, исправляйте их, поскольку они неточно передают
подход Танки Теннена; они очень бедны. Я люблю богатство — а настоящее богатство
приходит от вашей осознанности, вашей сознательности.
Таким образом Танка Теннен попытался заставить всех тех священников и монахов
осознать: Что вы делаете? Вы забыли истину и поклоняетесь статуям. Любой камень
годится, потому что в каждом камне таится Будда.
Я припомнил одну историю о Микеланджело...
Он проходил по ярмарке, где торговали мрамором, и увидел перед одной лавкой
большущий кусок мрамора. Он спросил владельца; Сколько он стоит?
Владелец сказал: Ничего, потому что он стоит тут вот уже десять лет, и никто
даже и не спросил о нем. У меня в лавке нет места, поэтому я переправил его на
другую сторону дороги. Можешь взять его, он освободит мне место еще для
нескольких камней. Этот валун, похоже, абсолютно ни на что не годен.
И вот Микеланджело взял этот валун, а через год он пригласил владельца лавки:
Приходите и посмотрите. Ваш валун расцвел. То была величайшая работа
Микеланджело, которую несколько лет тому назад уничтожил какой-то сумасшедший.
Это была статуя Иисуса Христа. Его мать, Мария, сняла тело Иисуса с креста.
Иисус лежит почти нагой у нее на коленях, и она смотрит на его лицо. Это была
одна из самых прекрасных статуй на свете.
Лавочник не мог поверить своим глазам. Он спросил:
Как вам это удалось?
Микеланджело ответил: Я здесь ни при чем. Когда я проходил мимо камня, Иисус
позвал меня: Я лежу в этой глыбе. Удали лишние части, и я откроюсь!
И когда я посмотрел на валун, то увидел Иисуса рядом с крестом, на коленях у
матери. Это было так необычно, ведь внутри него скрывалась статуя — крест,
Иисус, лежащий на коленях своей матери, Мариам. Так что это был весьма необычный
камень. Я всего лишь отсек несколько ненужных кусков, и смотрите, что за чудо
произошло.
Эта статуя хранилась в Ватикане, и всего несколько лет назад — по-моему, лет
десять назад — один безумец просто вошел и разбил головы Иисуса и Мариам
молотком, уничтожил эту прекрасную статую, подобной которой, может, и не будет
никогда, потому что Микеланджело рождается нечасто.
Этого человека схватили, но было слишком поздно. А на суде он сказал: Я не
Микеланджело, и я не умею созидать, зато могу разрушить. Я хотел, чтобы мое имя
вошло в историю, я хотел видеть свой портрет во всех газетах, на первой
странице. Мне удалось это, и я готов к любому наказанию.
Судья не нашелся, что сказать этому человеку. Он уничтожил одну из наиболее
драгоценных статуй, одно из самых замечательных произведений искусства, только
чтобы увидеть свою фотографию на первых полосах газет и увековечить свое имя:
Микеланджело создал это, а этот человек уничтожил. Он был готов... он сказал:
Я готов отправиться хоть на виселицу. Это не имеет значения.
Если у вас такие глаза, как у Микеланджело, тогда каждый камень становится
чем-то, чего обычные люди не могут увидеть. Только глаз Микеланджело может
проникать глубоко в камень, точно рентгеновский луч, и камень может стать
Иисусом, может стать Буддой.
Танка Теннен говорил: Зачем нужны все эти статуи, когда реальный будда так
сильно мерз ночью? Ты выставил меня. И так всегда поступали все религии. Они
выталкивают будду и поклоняются статуям будды.
Сутра:
Возлюбленный Ото,
Когда Тенджикю спросили о случае, когда Танка сжег статую, он ответил. Когда
холодно, мл собираемся вокруг горящею камина.
Тенджикю — это другой мастер. Когда его спросили о сожжении статуи Будды Танкой
Тенненом, он отвечал: В этом нет ничего неправильного. Он не говорит этого
прямо, он просто говорит:
Когда холодно, мы собираемся вокруг горящего
камина.
Ошибся он или нет? — настаивал монах. Когда жарко, мы сидим в бамбуковой роще
в долине,
— сказал Тенджикю.
Он не говорит, правильно это или неправильно. Таков путь дзен — не решать,
правильно или неправильно; он просто говорит Мастер дзен поступает спонтанно.
Когда жарко, он уходит в тень бамбукового леса; когда холодно, он жжет дерево.
Он вообще не говорит, совершил ли Танка Теннен что-нибудь неправильное. Он
просто говорит: Каждый, кто осознает, действует спонтанно. Не найдя другого
дерева, Танка Теннен взял деревянную статую Будды. Здесь нет ничего
неправильного. Когда холодно, нужен огонь, а когда жарко, нужна тень.
Дзен совершенно естественен. Вы должны действовать согласно своей природе, и ваш
отклик должен прийти из вашей спонтанности.
Через день после сожжения статуи Танка Теннен отправился навестить Нан-е,
который был. когда-то учеником Эно, а теперь был мастером дзен у императора.
Когда Танка развернул сбой коврик для задзен, Нан-е сказал:
Этого не нужно.
Это напоминает мне... Возможно, маленький Сиддхартха все еще здесь, а может, он
уехал. Когда он пришел впервые, много-много лет назад, он был маленьким
ребенком, совсем маленьким, года три или четыре. Я точно помню момент, когда он
пришел ко мне.
Он принес маленький коврик, он пришел как взрослый. Наверное, Маниша вспомнит,
она при этом присутствовала. Он развернул коврик, как делают дзенские ученики, и
коснулся моих ног. Все присутствовавшие стали смеяться. Этот маленький мальчик
делал нечто реальное, чего не ожидали от такого малыша. Он с огромной
благодарностью, изящно коснулся моих ног, а потом опустился на свой коврик.
Вот почему я дал ему имя Сиддхартха. Сиддхартхой звали Гаутаму Будду, это имя
дал ему отец. Оно столь же прекрасно, как и имя Будда. Оно означает тот, кто
достиг, — Сиддхартха, — тот, кто нашел смысл, тот, кто постиг значение
существования.
Только что он пробыл здесь почти месяц. Я не знаю, здесь он или нет. Он приехал
с подружкой, он уже стал совсем взрослым. Анандо рассказывала мне: когда он,
спустя столько лет, входил в ворота, у него были слезы на глазах. Наверное, он
вспомнил первый день — когда пришел ко мне, почти двадцать лет тому назад.
Он был таким очаровательным ребенком... Его мать говорила мне: Очень трудно
разыскать его, потому что он идет с любым человеком. Он очень дружен со всеми
саньясинами, — а он был маленьким ребенком.
Он, бывало, просил кого-нибудь: Дай мне десять рупий. Я хочу посмотреть кино.
И обмен был не только односторонним: если кому-то были нужны деньги, он мог
взять деньги еще у кого-нибудь и отдать этому человеку со словами: Держи, но
помни, когда мне понадобится... Отдашь, когда сможешь.
Поэтому люди частенько спрашивали Сиддхартху:
Можешь достать двадцать рупий? Он сейчас же отправлялся на поиски. Вся коммуна
дружила с ним, и никто не смог бы отказать ему, до того он был очаровательным,
невинным. Эти слезы, должно быть, были вызваны воспоминаниями о том дне, когда
он впервые пришел сюда.
По-прежнему он невинен, и он взрослеет самостоятельно. Его отец умер. Он учится
актерскому мастерству в очень хорошей школе искусств,. Я был рад, когда он
сообщил мне, что учится играть. Актерам очень легко медитировать, потому что они
всегда играют чью-то роль, так что могут также свидетельствовать то, что они с
ней не идентичны. Они могут стать Иисусом Христом в фильме, но им известно, они
не Иисус Христос. Поэтому им очень легко понять: то, что они играют — это не их
сущность.
По-моему, ак